Галина Вайпер - Психи

Вам никогда схема питерского метро паука не напоминала? Четыре ветки-лапы на север, четыре на юг, и короткая желтая ветка усиком-завитушкой, по которой и мчался сейчас поезд. Я стоял носом к карте, задавленный со всех сторон распаренными, потными людьми, и пытался придумать назначение усика, которого не бывает у пауков.

– Станция «Лиговский проспект»! – ласково-убедительно сообщил голос диктора.

Толпа вынесла меня из вагона и потащила к эскалатору. Я быстро шагал вместе со всеми, хотя торопиться было некуда, да и незачем. Просто метро есть метро, и навыки автоматического соблюдения правил гидродинамики толпы въедаются в мускулатуру.

Настроение мое толклось у нулевой отметки, регулярно сваливаясь в минус. Причин тому было две – дневная жара в городе Питере и ночной мерзкий сон. Жару я не переношу принципиально, как истинный северянин, а сон… Иногда приснится какая-нибудь дрянь, и все, настроение ниже плинтуса, весь день насмарку. Сегодня со мной случилось именно это.

Утром, только я пришел на работу, мой приятель Ванька ненадолго отвлек меня от мрачных соображений. Он не поленился набрать мой номер, чтобы рассказать, на что он только что нарвался в интернете. А прочитал он, ни много ни мало, о том, что некие ученые сделали вывод о том, что не человек произошел от обезьяны, а обезьяна от человека.

Я так ошалел, что задумался и размышлял об этом до самого обеда. И решил – процесс происхождения обезьяны от человека происходит до сих пор, стоит только повнимательнее оглядеться вокруг в любой толпе. Но к концу дня меня заело по полной программе. Трудно быть интровертом. Что бы ни случилось снаружи, выкарабкаться из внутренней круговерти практически невозможно.

…Шагнув на ступеньку эскалатора, я вытащил из кармана мобильник, нашел Светкин номер и долго таращился на него, соображая, как далеко она меня пошлет, если все-таки позвонить. В прошлый раз она категорически облаяла меня и заявила, что отныне мой телефон будет в ее черном списке. Решив не рисковать своим и так мерзким настроением, я сунул телефон обратно в карман, автоматом свалившись в назойливые воспоминания о тревожном сне.

Они напоминали ощущение от пореза пальца в тот самый момент, когда нож рассекает кожу, острое и заставляющее вздрогнуть. Собственно, я так и не смог за весь день понять, почему этот сон так меня беспокоил. Его трудно было назвать кошмаром, и в то же время присутствовало в нем что-то такое неприятное, чему никак не удавалось подобрать определение, именно это мне и не нравилось больше всего.

Мне снилось, что я проходил какое-то непонятное и сложное испытание. В длинных и разветвленных коридорах, почти неосвещенных, с высокими, уходящими в темноту потолками, находилось огромное количество людей. У всех было одно и то же лицо – темнокожее, с небольшой бородкой и крупными добрыми глазами. Мне следовало быстро разыскать среди одинаковых лиц одно, вычислить как можно скорее нужного человека, поэтому я бродил в полумраке, хватая за плечи и разглядывая всех, кто там находился.

…Выкатившись из метро, я зашагал к подземному переходу. Над раскаленным асфальтом стояла охрененная духота, пропитанная запахом горячего гудрона. Внизу было чуть прохладнее, но стоило выйти наружу, как жара снова обрушилась на меня. Поглядев на раскаленное солнце в ядовито-синем небе, я вспомнил, что на Меркурии температура намного, намного выше, и тем утешился слегка, и… Оп-ля!

Я заметил паука прежде, чем поставил ногу на асфальт. Пару мгновений мое тело балансировало, пытаясь обрести равновесие, потом нога осторожно опустилась рядом с ним. Я с облегчением вздохнул, мне совсем не хотелось раздавить беспомощную тварь. И откуда он только здесь появился, рядом со спуском в подземный переход?

Самый обычный паук, такие иногда бродят по стенам в доме – субтильные, с длинными тонкими ногами, совершенно безвредные и беззвучные, в отличие от надоедливых комаров. Впрочем, ему со мной повезло, я успел его заметить, и мы разошлись в разные стороны без последствий.

Не знаю, удалось ли ему уйти далеко – час пик, народ валил домой с работы, и совсем не все смотрели в задумчивости себе под ноги. Меня это совершенно незначительное происшествие спровоцировало на глубокомысленные псевдо-философские соображения о том, как мы бродим по улицам, не замечая шествия судьбы над нашими головами. А ведь ее тяжелый башмак запросто может в любой момент опуститься на нашу голову – в виде несчастного случая или, что ближе, того же теплового удара. Инсульт, инфаркт… некоторые вообще с ума сходят.

Я прибавил шагу. Идти от Лиговки до моего дома минут десять, и все это время меня не оставляли мысли о проклятом сне. Может, меня злило то, что я не мог вспомнить, удалось мне сдать этот экзамен или нет? Или причина того, почему именно меня выбрали для этого испытания? Но все же казалось, что самым неприятным в этом сне были те, кто за ним стоял, потому что где-то там на заднем плане за мной точно кто-то наблюдал. Как будто на самом-то деле я все помнил, вот только мне мешали извлечь на поверхность памяти, что именно со мной происходило.

…В этот самый момент я внезапно заметил, что стою перед собственным домом и тупо разглядываю дверь в подъезд. Тьфу! Достал ключ, домофон привычно заверещал, я поднялся по стоптанной за полтора столетия своего существования лестнице и, наконец, оказался дома. В ноги бросился, умильно мурлыча, обрадовавшийся моему возвращению кот, а с кухни доносилось самодовольное куриное кудахтанье. Я обреченно вздохнул, сбросил с ног сандалии и, сдирая с себя прилипшую к спине мокрую футболку, направился в ванную – тело жаждало чистоты и прохлады.

По дороге краем глаза заметил на кухне сидящего на табуретке огромного, метра полтора ростом, роскошного петуха, который, склонив голову набок и переступая лапами, пялился в ноутбук и ворчливо клокотал. Я снова вздохнул и захлопнул за собой дверь ванной. Холодный душ почти привел меня в чувство. Когда уже закрыл кран, услышал, как орет за дверью голодный кот. Мог бы его и покормить, придурок этакий!

Если вы подумали, что я псих, то ошиблись. Псих – это мой понаехавший из провинции двоюродный брат Витька, который как раз и сидел на кухне, пребывая в очередном образе. Впрочем, по некотором раздумии можно предположить, что психом являюсь именно я, а он как раз и нет.

Мой кузен – ходячий театр одного актера, передвижной зверинец и дурдом на колесиках в одном лице. Перед другими людьми он играет юношу из приличной семьи с хорошими манерами, и только наедине со мной позволяет себе раскрыться полностью. Он не может не играть, причем, кого или что именно, зависит от обстоятельств – увиденного фильма, услышанного разговора или пришедшей в его дурную голову непредсказуемой мысли.