Екатерина Мекачима - За тридевять земель

– Да, я не хочу дочку отпускать, – призналась старцу Добромира. – Если Мирослава будет с Велем жить, она тут, рядышком будет, – тихонько добавила она.

– Матушка, почему ты меня не слушаешь? – удивилась Мирослава. – Не люблю я Веля вашего, я даже не помню его!

– А вдруг ты с этой Силой Велеса не только праздник, но и любовь забыла? – предположила Добромира.

– Тогда, матушка, та любовь была ненастоящая и меня от неё Боги уберегли!

– Думаю, дочка, тебе надо встретиться с Велем, – не оставлял попыток отец. – Вдруг вспомнишь его? Он вчера несколько раз приходил, о тебе спрашивал. Даже сегодня с утра захаживал, до того, как я к волхвам отправился.

– Я не хочу с ним встречаться, отец! – возмутилась Мирослава. – Почему вы с матушкой не только меня, но и старца Никодима не слушаете?

– Мирослава, не горячись. – Волхв мягко посмотрел на Мирославу, а потом и на её родителей: – Давайте так решим. Я отвезу Мирославу в Половец, в Сестринский Свагобор, вольной послушницей. Пусть месяцок-другой поживёт с волхвами и решит, по нраву ли ей бытие ворожеи. Может, за это время и Веля вспомнит. Если затоскует её сердце – вернётся к вам, и свадьбу сыграете. А коли остаться решит – послушницей станет.

Иван и Добромира долго молчали, им не нравились слова волхва, не хотелось отпускать дочку так далеко – в столицу княжества, что находилась на другом берегу Половодского озера. Да и было страшно обоим за неё – ни Иван, ни Добромира не ведали о жизни волхвов, отчего та им виделась тяжёлой, полной ограничений, неясных сил и тоски. А если дочь так и не научится обращаться с ворожбой, что тогда будет? Лучше бы она дома осталась и забыла о волхвовании так же, как она забыла о празднике. Заверения старца Никодима о том, что не нужно бояться за дочку, родителей Мирославы не утешили. И только к вечеру Никодим уговорил обоих отпустить Мирославу в Сестринский Свагобор.

– Я приду за Мирославой завтра, на рассвете, – сказал Никодим, поднимаясь. От угощения старец отказался.

– Как завтра?! – ахнула Добромира. – Так быстро…

– Дорога нам предстоит долгая, через озеро плыть будем, – отвечал Никодим. – Скоро лето, а Мирославе бы до времени летнего с Силой-то своей познакомиться.

– Всё равно нам её отпускать, – вздохнул Иван и хмуро посмотрел на Никодима: – Завтра, так завтра.

Весь вечер родители Мирославы ждали Веля, но молодой человек так и не пришёл. Добромире это показалось странным, ведь вчера он справлялся о Мирославе не один раз. Вдруг, говорила Добромира мужу, это всё – волхвование Никодима? Но Иван отрицательно качал головой: старец-волхв, деревенский врачеватель, добра всем желает, всем всегда помогает – он не стал бы зачаровывать юношу. Никодим и Мирославе добра желает, говорил Иван. И даже нам. Волхв прав – рано или поздно, но дочь придётся отпустить. В отличие от Добромиры Иван покорился пряже Макоши и не отпустил жену, которая хотела отправиться за Велем сама.

Забава ни с кем не говорила, и даже речь отца о том, что она ещё встретит своего суженого, не успокоила девушку. Молчала и Мирослава: неясное предчувствие холодило душу. Тело вновь обрело крепость, голова перестала кружиться, но воспоминания так и не открылись Мирославе. Она по-прежнему хотела уйти в Свагобор – Мирослава давно мечтала стать волхвой, но, зная отношение родителей к ворожбе, никогда им об этом не говорила. Но Мирослава прежде не покидала отчий дом и родную деревню, и оттого предстоящая дорога и бытие в чужих землях страшили её.

Матушка помогла Мирославе собрать короб с вещами, а отец благословил дочь. Но после благословения говорил Мирославе, что надеется, что Мирослава передумает становиться волхвой, вспомнит Веля и вернётся в родные края.

Старец Никодим пришёл в дом Мирославы перед рассветом, когда на улице ещё стояли сизые сумерки и в предутреннем тумане звенела сонная тишина. В доме будущей волхвы уже не спали, только Забава не встала провожать сестру. Иван был хмур, Добромира плакала, помогая собираться дочери; Мирослава же сдерживала слёзы – она боялась, что если матушка увидит её печаль, то не отпустит в Свагобор.

– Не плачь напрасно, – говорил Никодим Добромире. – Нынче нет повода для слёз. – Волхв положил на сердце руку и тихо, чтобы никто не слышал, прошептал: – Пока нет.

Родители благословили Мирославу словом и проводили Никодима и Мирославу до калитки, подле которой ждала запряжённая телега с лошадью, данная Никодиму волхвами Лесной деревни. В телеге лежали дары, которые волхвы Лесной отправляли в Свагобор Половца, и стояла со Сварожичем огнивица. Отец положил короб Мирославы в телегу и помог сесть дочери, Никодим занял место возчика. Добромира на прощание ещё раз поцеловала Мирославу, и Никодим подстегнул лошадь. Добромира и Иван смотрели вслед уезжающей Мирославе, которая, развернувшись, смотрела на них, пока телега не скрылась за поворотом.

– Значит, такова судьба Мирославы, – хмуро проговорил Иван, ведя жену в дом.

– Я не желала нашей дочке такой судьбы, – сокрушалась Добромира. – И Вель больше не приходил… Точно ворожба!

– Какая ворожба? – Иван закрыл калитку. – Думается мне, это не ворожба – это пряжа Макоши. И нам надо принять волю Богини.

Когда отчий дом скрылся за поворотом, Мирослава дала волю слезам.

– Старец Никодим, не обращайте на мою печаль внимания, – всхлипывала Мирослава. – Я всё ещё хочу стать волхвой. Очень хочу! А плакать при родителях мне было боязно.

Лошадь ехала не быстро, тихо ступая по дороге. Улица была пустынна, и по земле стелился серебряный туман. Туман собирался подле деревенских заборов, витал в палисадниках, укрывая сонные избушки. В некоторых окнах сквозь узор закрытых ставень виделся тусклый свет лучин. Кое-где из печных труб поднимался дым, серыми облачками теряясь в предрассветном небе.

– Слёзы это хорошо, – не поворачиваясь, отвечал Никодим. Тихий голос волхва был созвучен раннему утру. – Когда их нет – вот что плохо. Когда слёз нет, тогда и чувств нет. А когда чувств нет, тогда душа умирает, несмотря на то, что тело вроде бы живёт. – Никодим немного помолчал. Где-то пропела птица. – И то, что родителей жалеешь, – тоже хорошо, – добавил волхв. – Так что плачь. Плачь, пока не станет легче. Ведь ты не могла поступить иначе. И Вель не пришёл по твоему Слову.

– Я не понимаю… – ответила Мирослава.