Екатерина Мекачима - За Северным ветром

– Вы даже забыли о настоящей волхвовской силе, – снова заговорила дева, но уже своим, мягким голосом, – забыли о Морском Царе, трёхглавом Горыче. Мне было бы интересно посмотреть на то, как изумился бы твой предок, коли сейчас увидел бы тебя, сломленного одним лишь видом Ящера и подлинной ворожбой.

– Этого не может быть, – шептал Витенег, продолжая закрывать лицо руками, – это сон, сон, сон…

Дева рассмеялась. Неужели они все так слабы духом?

– Как он? – услышал Витенег голос Мирина.

– Увиденное его сломало.

Витенег, не отрывая ладоней от лица, слышал, как двое покинули палубу. Когда шаги стихли, сварогин опустил руки. На ватных ногах поднялся.

Корабль плыл к разрушенному, окутанному дымом и смертью Солнцеграду. Плыл без ветра, со спущенными парусами по гладкому как зеркало морю. Плыл в окружении других, невесть откуда взявшихся кораблей. Целую армаду вёл за собой «Верилад». Все суда, словно на подбор, были сделаны из необычного, серебристого дерева, с тремя мачтами, чешуйчатыми огненными парусами, отблескивающими золотом в свете солнца. Когда и, главное, откуда появилось это несметное войско?

Корабли окружили город, закрыв все возможные для побега пути. Но было ли кому бежать? Успели ли жители понять, что произошло? Выжил ли в бедствии хоть кто-то? За что прогневались Боги? Витенег чувствовал, как меркнет здравый ум.

Когда «Верилад» подошёл к столице, Витенег заметил, что Врата остались целы. Стена, мощное и грозное укрепление, башни были разрушены. Рароги грудой камней лежали на покалеченной пристани, и их каменные глаза смотрели в небо. Но Краколист по-прежнему цвёл. Его алмазы всё так же сияли в свете ночного солнца. И подумалось Витенегу, что они будут сиять вечно. Придёт новый век, новые Боги, но, как и звёзды на небе, так и звёзды на этих Вратах будут светить живущим своим холодным светом. Есть в мире вещи, которые не подвластны судьбе и не зависят от бега времени. И это почему-то вселяет надежду.

Было раннее весеннее утро. Волны лениво накатывались на каменный берег. Солоноватый запах моря, смешиваясь с сосновым ароматом, пьянил весенней свежестью и чистотой. Холодный утренний бриз доносил резкие крики чаек. Высокое безоблачное небо розовело на востоке, предвещая скорый восход.

Он сидел на берегу и смотрел на море. Он любил застывшее утреннее время с детства. Ему казалось, что в эти предрассветные часы, когда сон ещё не совсем покинул тело, и мысли вязкие, как патока, из мира Богов приходят самые верные ответы. Став старше, он думал, что верные решения приходят ранним вечером, когда голова, закалённая дневными думами и ещё не отягощённая усталостью, становится ясной. Но сейчас… Спустя много лет он сомневался, что верные решения вообще существуют.

Он размышлял, глядя на море не оттого, что искал ответа в утреннем часу, а оттого, что не мог уснуть. С тех пор как он вернулся из тайги и услышал Слово, сон оставил его. Вместе со сном покинула его и воля. Он чувствовал, как дух слабеет под натиском волхвовской ворожбы, как мысли путаются, подобно мошкам в паутине. Собственные помыслы стали неясны и темны. Его мучили странные видения, в которых он – и не он вовсе, а древний, сильный волхв. Видения сливались с жизнью, приходили во снах, путали.

Драгослав смотрел, как поднимается солнце. На востоке из-за моря показался его краешек, медный, с красным кантом, и погасли последние звёзды. По воде побежала искрящаяся дорожка. Небо засияло алым у самого горизонта, и этот свет, превращаясь в золото, к самой вершине небосвода делался фиолетово-голубым. Князь смотрел, как Хорс, круглея, всё больше выглядывает из-за моря, наполняя мир благодатным теплом.

– Ты не спишь совсем, – то ли вопросительно, то ли утвердительно прошептали за спиной. Она теперь тоже смотрела на восход, и Драгославу это не нравилось. Её присутствие разрушало священность весеннего утра. По шуршанию Драгослав понял, что она расположилась рядом. Агния наверняка чувствовала его настроение, но не обращала на него внимания.

– Ты обращалась к Полозу три дня назад, – не оборачиваясь, проговорил Драгослав. Ожидание неизбежного становилось всё невыносимее. – Думается мне, что твоё Слово лишь меня заворожило.

Она тихонько усмехнулась:

– Такая ворожба скоро не делается.

Долго молчал Драгослав и, наконец, сказал:

– Я не задумывался о том, что всё это может стать явью. И меня эта явь пугает.

– А меня – печалит. Это твоё желание было единственно возможной для меня дорогой обратно в Свет. – В голосе Агнии послышалась такая искренняя грусть, что Драгослав посмотрел на неё. Ящерица была печальна и смотрела куда-то вдаль. Агния так и не сказала, за что и почему несёт тяжёлое наказание.

За три дня князь более-менее привык к странному обществу ящерицы-волхвы. В первый же вечер Агния взяла князя в ученики и передала Слово для волхвования Огня. На удивление, у Драгослава получилось развести костёр без помощи огнива. Затем Агния обратилась к лесу, и молодая зайчиха сама вышла к ним. Только нельзя волхвовать больше, чем тебе надобно, сказала ящерица Драгославу, когда он принялся за ужин.

На второй день Агния познакомила Драгослава с мавками. Зелёные, будто сотканные из хвои, с жёлтыми глазами, сущности, обратившись по воле её Слова в волколаков, понесли князя и волхву, сидящую у него на плече, через непроходимый лес. Агния говорила, что людям мавки являются в образе прекрасных дев и сбивают с пути.

Скорость лесного полёта была головокружительной. Едва касаясь земли еловыми лапами, новообращённые волки бесшумно несли всадников. К вечеру они вернулись к берегу, и мавки тут же приняли свой обычный диковатый вид неясной кучи веток.

На третий день Драгослав почувствовал себя немного спокойнее. Сон к нему ещё не вернулся, но чудеса уже казались не такими пугающими, а томительное ожидание становилось легче во время рассказов волхвы о силе Бога-мудреца Велеса.

Агния многое поведала князю: о могуществе пращуров, о том, какие были волхвы Эры Долгой Весны, какая сила сохранилась у них в начале эры Перуна, и о том, что, скорее всего, многое забыли сварогины сейчас. Но, когда Драгослав спросил волхву об её пленении, Агния замолчала и более в тот день не говорила.

Сейчас она вместе с ним встречала утро, но была неестественно печальна.

– Я слышу твой корабль. Он скоро будет, – тихо проговорила ящерица.

Корабль появился на горизонте, когда солнце полностью встало. По небу гуляли пушистые облака. Дул прохладный весенний ветер.

Парусник подходил величественный, трёхмачтовый, с раздувающимися парусами. Но чем ближе подплывало судно, тем отчётливее проявлялась его истинная природа. Белые паруса, издали казавшиеся вполне обычными, по мере приближения всё более походили на дым. Они, будто призраки, волновались на ветру, струились вдоль мачт и по такелажу, то набирая силу, то растворяясь в воздухе. Само судно было из чёрного, почти полностью истлевшего дерева, облепленное вековыми наростами; с реев свисали длинные водоросли. Драгославу стало нехорошо. Теперь волки-мавки виделись ему не такими уж страшными созданиями.