Майкл Мэнсон - Ристалища Хаббы

Коню досталось сильней: одна стрела торчала из его ляжки, другая застряла у самого хребта. Пожалуй, обе раны не были смертельными, и все же жеребец чувствовал, что обречен, ибо наездник гнал его вперед и вперед, не давая остановиться. С жалобным ржанием конь подчинился; то был боевой скакун, готовый бежать до тех пор, пока не подломятся ноги.

Он выдержал до самого рассвета, когда золотистый глаз Митры, Подателя Жизни, приоткрылся и бросил свои лучи на просторную зеленую степь, на речки, курганы и овраги, и на дорогу – уже не замощенную камнем, но по-прежнему широкую и прямую, по-прежнему убегавшую на восток, к океанским берегам, к пределу земного круга. Теперь, после восхода солнца, Великий Тракт уже не являлся путеводной нитью или тропой, ведущей на свободу; он стал опасен, как нацеленное в спину копье. Каждый локоть этой голой земли, вытоптанной верблюжьими и лошадиными копытами, словно кричал: вот они, вот!.. туда, за ними! И Конан, еще не чувствуя за плечами погони, не видя ни всадников, ни псов, стремился побыстрей покинуть предательскую серую ленту торгового тракта.

Однако он не хотел сильно отклоняться ни к северу, ни к югу, а потому беглецы, съехав с дороги, двинулись наискосок к ней, словно бы намереваясь отправиться не в лежавший на востоке Дамаст, а несколько южнее, в афгульские горы и Вендию. Вскоре Великий Путь исчез, словно след корабля, растворившийся в безбрежном зеленом море, и вокруг странников раскинулось королевство трав, держава низкорослого кустарника и полыни, империя мха и лишайника, покрывавших гранитные валуны, царство крохотных ручьев, неглубоких лощинок и пологих холмов. Вершины их были либо голыми, с торчавшими из сухой земли камнями, либо заросшими травой; кое-где встречались и деревья – дубы, вязы и кряжистые сикоморы.

Конь Сигвара хрипел, поводил налитыми кровью глазами и тащился из последних сил, однако двигался быстрее человека с раненой ногой. Но жизнь его близилась к концу, истекала вместе с теплой алой влагой, растворялась в ветре и траве, среди частиц земли и пляшущих в солнечных лучах пылинок. Наконец, одолев пологий склон очередного холма, жеребец всхлипнул, будто обиженный ребенок, и пал на колени. Сигвар быстро соскочил наземь, выхватил нож; сверкнула сталь, ноги коня судорожно дернулись, потом он медленно завалился на бок.

– Спасибо, брат, – сказал асир, набрав в ладонь крови, хлещущей из рассеченного горла, и размазывая ее по губам. – Спасибо! Ты вез меня, покуда мог, и ты встретишь меня на Полях Мертвых, и узнаешь меня, когда я туда приду… узнаешь, потому что я был последним твоим хозяином, и за меня ты принял смерть. Да будут милостивы к тебе боги Севера!

– Хороший был конь, – произнес Конан. – Но если ты кончил его оплакивать, Сайг, спустись к подножию холма, во-он к тому ручью, и промой свою рану. А я стреножу жеребца и дам ему напиться. Теперь его ноги – наше спасение, приятель.

– Он не свезет двоих, – буркнул асир, стягивая набухший кровью сапог.

– Он свезет тебя.

– А ты?

– Я побегу сам, да еще и пригнусь пониже. Киммерийцы, знаешь ли, хитрый народ: не любят ездить на лошадях, когда вокруг свищут стрелы.

Они успели поесть и немного поспать. Солнце поднялось на полтора локтя, когда Конан пробудился и заседлал жеребца; потом он толкнул асира в бок и сказал:

– Вставай, рыжий пес! Боги не любят тех, кто долго спит.

– Порази тебя Имир, воронья башка! Куда нам спешить?

– В Дамаст, волосатая шкура, в Дамаст! И помни, что хаббатейские жабы уже идут за нами по пятам!

Сигвар с кряхтеньем поднялся и поглядел на свою раздувшуюся голень.

– Медвежье брюхо! Несчастливая эта нога! То шемит ее мечом приголубил, то стрела пробила… А года три назад, когда я плавал с ванирами в западных морях, свалился мне на ступню бочонок с пивом… тяжелый, как гнев Игга, обмочи его бешеный волк! – Асир сокрушенно покачал головой и добавил: – Да, приятель, немного пользы будет тебе от человека с такой ногой!

– Но руки у тебя целы, верно? – сказал Конан. – Ты можешь послать стрелу в цель и биться копьем и секирой.

– Могу! Особенно ежели прислонить меня к одному из этих камней, – Сайг показал на большие валуны, разбросанные по равнине, и начал с кряхтеньем взбираться на коня.

Как и утром, они двинулись к восходу солнца, слегка отклоняясь на юг. Перед ними лежала степь с невысокими холмами; кое-где ее пересекали ручьи, вытекавшие из крохотных озер – мелкие, с чистой водой и дном, выстланным камешками. Берег Вилайета был сравнительно недалек, и потому в этой части равнины, овеваемой морскими ветрами, наблюдалось изобилие влаги; трава выглядела свежей и сочной, кое-где росли деревья, а в мягкой почве обитало множество существ, начиная от жуков и земляных червей и кончая сурками и крысами, чьи норы иногда покрывали пространство в тысячу и более локтей. Хватало здесь и антилоп, газелей, сайгаков и диких лошадей; водились и хищники – рыжие лисы, шакалы, мелкие степные волки.

Конан, однако, знал, что дальше к востоку равнина становится все более засушливой, травы выгорают, ручьи мелеют и от водопоя до водопоя нужно идти целый дневной переход. Ему случалось бывать в подобных местах – не вблизи хаббатейской границы, а дальше к востоку, когда Илдиз Великолепный, туранский владыка, посылал его с поручениями в Меру и Кусан. С той поры прошло лет десять, но он не позабыл степей Гиркании. Для Сигвара, жителя севера, эти покрытые травами бескрайние пространства были в диковинку. Он глядел на запад и восток, на север и юг, морщил лоб, ерошил бороду и словно решал про себя, нравится ли ему в этих краях или нет. Наконец асир похлопал по плечу киммерийца, шагавшего рядом, у самого стремени, и произнес:

– Опасное тут место! Простора много и видно далеко… Нигде не укроешься, не спрячешься, не устроишь засаду! И с собаками здесь можно выследить любого беглеца.

– Насчет собак ты прав, и потому нам первым делом придется спустить с них шкуры, – ответил Конан. – А что до опасностей… – Он пожал плечами. – Опасно везде, и в степи, и в горах, и в лесу! Страна пиктов поросла деревьями, и видно в их дебрях на три шага вперед, но там еще опасней, чем здесь.

– В стране пиктов я не бывал, – задумчиво покачивая головой, произнес Сигвар. – Ходил в Гандерланд, в Киммерию, в Замбулу и Гиперборею, в Аквилонию и Немедию, плавал в Западном океане… А вот к пиктам не тянуло!

– Что так?

– Глупый народ! Что с них возьмешь? Ни золота, ни камней, ни приличных шкур… Нет городов, нет зерна, нет вина, нет пива… И в рабы пикты не годятся, слишком строптивы да непокорны.

– Строптивы, верно, – согласился Конан и уже хотел расспросить Сайга поподробнее, где тот еще побывал и что делал в чужедальних краях, как асир вдруг настороженно уставился в степь. Его кустистые рыжие брови сошлись на переносице, рука потянулась к секире, а колени так стиснули лошадиные бока, что жеребец всхрапнул от неожиданности и встал на месте.