Шон Мур - Конан идет по следу

Но на другой же день исчезли все жрецы Йога с их остро подточенными зубами, знавшими вкус человечины! В том числе Иерарх! И до нового восхода луны не удавалось обнаружить ни малейшего следа!.. Но потом в той самой яме нашли их скелеты. Скелеты, лишенные плоти, но сохранившие облачения из перьев и увешанные харийскими драгоценностями… Страшна была месть Таргола, воистину страшна, но… бесплодна. Его замбулийский храм впал в запустение, а йогитское священство мало-помалу вновь возродилось. Авторы исторических трудов сходятся на том, что Таргол до сих пор держит зуб на Йога и подобных ему, но обе стороны прежде уклонялись от прямых столкновений. Вот Балберот, по-видимому, и попался…

– Я слышал, никто не может заглянуть в лицо богу и сохранить жизнь… – торжественно заявил Кейлаш. – А с нами именно это и произошло!

– Может, и так, друг горец, а может, и нет, – загадочно ответствовал мигрант. – О Тарголе вообще известно немногое, а что касается Его внешности – и подавно. Многие богословы, однако, упоминают о том, что Ему подвластны стихии Земли и Огня. Решусь предположить, что бронзовый исполин, которого мы видели, – всего лишь изображение, созданное и оживленное Тарголом нарочно для этой цели. Как я уже говорил, боги предпочитают избегать открытого вмешательства. Вот, например, Конан, твой Кром…

– Не время нас просвещать, жрец, – перебил Конан и нетерпеливо переступил с ноги на ногу. – И потом, все, что мне когда-либо хотелось знать о Кроме, я и так уже знаю. Пока мы тут стоим и чешем языками, наши шансы отыскать хренову жрицу убывают все больше! У нас дело есть, между прочим!..

И он метнул на Кейлаша смертоубийственный взгляд, предупреждая, чтобы тот не смел задавать жрецу дальнейших вопросов.

– Да, да… – согласился с киммерийцем Мадезус. – Ты прав, конечно. Наше дело не завершено… Напротив, оно только стало трудней. Необходимо последовать за жрицей в Шан-и-Сорх, где она теперь укрывается. Нам предстоит проехать множество лиг, и притом через пустыни восточного Шема. Это займет больше месяца, даже если верхом…

– Больше месяца!.. – с отчаянием повторил Кейлаш.

– Причем гораздо больше, – хмуро вставил Конан. – Потому что только головой ушибленный потащит туда с собой лошадь. В шемитской пустыне не выживет даже верблюд! Мы можем доехать до южных границ Хаурана, но дальше – только пешком! – И он тяжело покачал головой, припоминая: – Несколько лет назад я разговорился в таверне со старым немедийским рубакой… Он когда-то ездил аж в Сабатею, – это такой шемитский город у Тайанских гор, немного западнее Шан-и-Сорха. Много раз наполнял он свою кружку, рассказывая о том путешествии, и видели бы вы, как тряслись у него руки! Он был тогда охранником в купеческом караване, шедшем через пустыню. А там, как он выразился, воды ни капли, но зато разбойник на разбойнике…

Кейлаш возмущенно фыркнул:

– Еще не родился тот головорез, который скрестил бы мечи с сыном Кранароса – и остался в живых!

– У немедийца тряслись руки не от воспоминаний о разбойниках, но кое от чего другого, – возразил киммериец. – Пустыни Шема, говорил он, – это седалище смерти. Ничего живого там нет. Немедиец так и не рассказал мне, что же такое встретилось ему там. Но я вам вот что скажу: если уж что-то могло довести до такого состояния закаленного немедийского наемника, то и нам не грех бы держаться от этого подальше. А потому я предлагаю избрать иной путь, не тот, которым ехал он сам. Давайте пересечем Кезанкийские горы с запада на восток. Так мы не попадем ни в Коринфию, ни в Коф, ни в Замору. Если мы потом отправимся вдоль гор к югу, то выйдем на торговый путь, что ведет из Хаурана в Замбулу. Мы сможем держать направление на Тайанский хребет… Меня только одно смущает, жрец. Шан-и-Сорх – пустыня обширная. Как мы в ней отыщем то, что нам надо?

– Отличный вопрос, Конан, – кивнул мигрант. – У меня у самого назрело несколько, и ответить на них еще потруднее, чем на твой. Почему она вообще отправилась в Шан-и-Сорх? И каким образом в один миг попала туда?.. Следы ее присутствия, которые я ощущал, были совсем свежими. Если бы она оставила их несколько дней назад, я бы сразу это распознал. Ты говоришь, обычное путешествие займет не менее месяца?.. Значит, она освоила Перемещение… Это одна из отраслей магической науки, доступная лишь тем, кто уже накопил необъятную мощь. Я никак не ожидал, что даже у нее хватит на это силы… Но что касается того, где именно в Шан-и-Сорхе она притаилась, тут у меня одна зацепка все-таки есть. Мой Учитель, почтенный Кадетов, рассказывал: Скаурол, величайший из поверженных мутари, жил в Шеме. Отчего бы нашей жрице не отправиться в развалины его дворца? Может, она хочет там что-нибудь отыскать? Или хочет восстановить крепость и сделать ее оплотом своей власти?..

Конан заметил:

– Даже если это и так, мы знаем, где они, эти развалины?

– Верно, друг мой, не знаем… Пока не знаем. Дело должно проясниться, когда мы подберемся поближе. Колдовство, укрывавшее от меня мутари в храме Таргола, не сработает в пустыне. Мы будем пробиваться к центру Шан-и-Сорха, и рано или поздно я почувствую жрицу. Тогда мы и выясним, какого направления придерживаться.

– Я велю приготовить припасы и лошадей, – пообещал Кейлаш. Он с тоской разглядывал свой опустевший ремень. – И еще мне понадобится новый меч. Вот заодно на тамошних разбойниках его и опробую…

Они спустились по ступеням храма и, минуя древние развалины, скоро вышли на улицу. На послеполуденное солнце набежали легкие облачка, между домами пошел гулять по-осеннему зябкий ветерок. Конан утешил себя тем, что во дворце уж точно будет тепло.

Киммериец переживал из-за предстоявшего путешествия гораздо меньше Кейлаша. Он в свое время проехал немало стран – от ледяных тундр севера до удушливых джунглей дальнего юга. И понял, что в любом краю было что-то хорошее и что-то плохое. И еще: ни в одной из стран, где довелось побывать, он не чувствовал себя дома. Даже Киммерия была для него родиной – но не домом. Он редко возвращался туда и никогда не задерживался подолгу. Мрачно-серые горы, нескончаемая зима и монотонная жизнь скоро надоедали ему. Видно, беспокойная натура так и сделала Конана кочевником на всю жизнь!

Между прочим, его родная страна кишела опасностями ничуть не менее всех остальных, которые он повидал. Его соплеменники были воинственным и свирепым народом. Они не забывали обид, так что распри между кланами могли продолжаться столетия. И ни одна битва, в которой Конану доводилось участвовать в так называемых цивилизованных государствах, не могла равняться по первобытной свирепости с клановыми войнами Киммерии.

Видимо, и люди юга будут так же жестоки, как и их пустыня…