Ник Перумов - Конан и карусель богов

И тем не менее Конан заставил себя подняться – потому что с самого первого мгновения чувствовал на себе взгляд Айаны, и взгляд этот не сулил ему, Конану, ничего хорошего.

Он выпрямился. Израненные руки, спина, плечи обильно кровоточили, однако дриада не подала и виду, что собирается перевязать его раны. Вместо этого она кивком головы с презрением указала на Аррадерса.

– Зачем ты притащил в мою рощу это грязное порождение Сета?! – Голос ее дрожал от несдерживаемого гнева.

– Айана, это вовсе не демон и не слуга Сета… – начал было объяснять Конан, сгоряча позабыв мудрое правило насчет того, что женщине нужно говорить: «Так будет, потому что этого хочу я», – а не пускаться в оправдания пополам с объяснениями. Дриада прервала его яростным вскриком.

– Эта тварь не будет оскорблять своим мерзким дыханием воздух моей рощи! – выкрикнула она и вновь подняла к губам волшебную флейту.

– Стой, дура! – лишившись терпения, гаркнул Конан, словно перед ним была не могучая чародейка, хозяйка магической рощи, а простая шадизарская девка. – Стой, тебе говорят!

Сильная и жесткая ладонь киммерийца вырвала коричневую флейту из рук Айаны.

– Истинно сказано, что Митра за красоту отнял у женщин весь разум!.. Послушай, жрица, это Аррадерс, бывший слуга Сета, зачарованный им, а в прошлом – такой же человек, как и я. На нем был надет вот этот черный ошейник, – Конан поднял рассеченную его мечом цепь, – который заставлял его повиноваться. Но теперь он избавлен от пут и хочет сражаться вместе с нами, чтобы отомстить – ведь ему теперь предстоит до конца жизни обретаться в этом пугающем темных людей облике!

– Это истинно так, о прекрасная хозяйка, – послышался слабый голос Аррадерса. – Понятны мне твои страхи и твое отвращение. Ибо сама ты прекраснее разгорающейся зари, когда небесные возничие закутывают дорогу солнца розовыми шелками над морем Вилайет… Раньше я думал, что на свете нет ничего красивее этого, – а теперь вижу, что ошибался. Ибо гармония лика твоего, блеск очей и трепет губ, что алостью своей заставят страдать от зависти и рассветы, и закаты, – прекраснее всего, что я когда-либо видел в несчастной и темной своей жизни. Теперь я могу смело умереть – ибо я видел Совершенство, а раз увидав его, жить больше незачем…

И уродливая, когтистая, хвостатая тварь в сухо шелестящей чешуе медленно преклонила колена перед дриадой и коснулась рогатым лбом земли возле ее ног.

«Ах, женщины!» – угрюмо усмехнулся Конан, увидав, как от этих немудрящих комплиментов щеки Айаны порозовели, приоткрылись губы и заблестели глаза.

– Благодарю тебя за учтивую речь, Аррадерс, – потупясь, промолвила дриада. – Прости меня за мой гнев. Теперь я чувствую, что твоя душа и впрямь свободна, коварный Сет не повелевает ею издалека – а то ведь он мог подстроить нам и такую ловушку… Если ты хочешь встать на нашу сторону – я буду рада, и все свайоли вечно станут благодарить тебя. Ты не человек, – она на мгновение запнулась, – так что запрет Высоких Богов не будет нарушен…

– Тогда приказывай мне, о повелительница! – воскликнул все еще распростертый на земле Аррадерс.

– Здесь приказывает доблестный Конан, – изящным жестом белой руки Айана указала на киммерийца.

Северянин встряхнулся, сбрасывая странное оцепенение и гася подступивший было гнев – или, быть может, ревность?

– Для начала нас нужно перевязать, – прорычал он. – Не видишь ты, что ли, женщина, что мы оба вот-вот истечем кровью? А потом – где мое золото за отслуженный срок?

Резко повернувшись, киммериец зашагал по направлению к дому Айаны. Дриада недоумевающе взглянула ему в спину.

– Он очень, очень крепко бился, – мягко произнес Аррадерс, бесшумно приближаясь к ней. – Зато теперь у него меч, что может разить демонов и иных тварей из Тьмы, и остатки того ошейника, что был надет на мне, – его тоже боятся создания Сета… Пойдем, о прекрасная Айана, свет моего уродливого сердца, ибо Конан и вправду нуждается в твоей помощи…

Наверное, это были их лучшие часы. Кругом была ночь – лишь в очаге Айаны ярко горел огонь. Они сидели втроем, ели подносимые Айаной яства, пили воду из зачарованных источников ее рощи, что облегчала душу и тело лучше самого старого вина; они даже смеялись, потому что вновь вернулась надежда. Конан с мечом Гатадеса чувствовал себя куда увереннее, нежели чем просто за линией ловушек, что расставили они с Айаной. Даже Аррадерс повеселел, хотя его история была долга и печальна – история о том, как он попал в силки Сета…

Наутро Конан пробудился в отличном расположении духа. После снадобий Айаны почти от всех его ран остались лишь небольшие шрамы; тело было полно сил. Судя по всему, отлично чувствовал себя и Аррадерс.

– Это удивительное и поистине волшебное место, – шепотом сообщил он Конану, стараясь не смотреть на внимательное лицо ближайшего свайоля, тотчас же обратившееся к ним, стоило им остановиться возле его подножия. – Не будет похвальбой сказать, что я с радостью отдам жизнь и за этот лес, и за его прекрасную хозяйку…

Конан вновь ощутил укол ревности, однако смолчал.

– Пошли, а то все на свете проспим, – буркнул он, направляясь к границе рощи. – Смотри, как бы нас не сожрали тут за возвышенными беседами!..

Они миновали залитый радостным утренним светом Лес свайолей и остановились на краю зарослей. Конан в двух словах пояснил Аррадерсу суть сооруженных здесь устройств.

– Разумно и ловко, – одобрил бывший сотник Дозорной Тысячи. – Только это, боюсь, надолго их не остановит…

– Сам знаю, – угрюмо буркнул Конан. – Однако что мы еще можем придумать?

– У тебя меч, который страшен для порождений Сета. У тебя та проклятая цепь, что так долго стягивала мою душу. Я бы на твоем месте укрылся на дереве. А уж я постараюсь подманить этих тварей к тебе поближе. И тогда… прыгай вниз и руби им ошейник! Главное – освободить первого. Дальше уже будет легче.

– Ну, это я и сам знаю, – усмехнулся киммериец. – Однако в остальном твой план хорош. Только вот как быть с крылатыми?

– Этих я беру на себя, – заявил Аррадерс. – Их ошейника мне, конечно, не разрубить – но уж оставить им каплю-другую яда я постараюсь!

– Еще неизвестно, подействует ли он на них, – заметил Конан.

– Все равно ничего другого у нас нет, – пожал плечами его товарищ.

Они умолкли. Перед ними лежала озаренная ласковыми рассветными лучами равнина. Было очень тихо, ничто не шевелилось, казалось, лежебока-ветер решил в этот день предаться лени.

Однако киммерийца не покидала тревога. Что-то недоброе мало-помалу подползало все ближе и ближе к границам рощи; что-то пока невидимое, но грозное… Видимо, Аррадерс тоже что-то почувствовал – привстал на цыпочки, шумно втягивая воздух уродливым плоским носом с вывернутыми наизнанку ноздрями. И тут над дальней синей чертой отделенного от них равниной леса с многоголосым воплем взвилась целая туча птиц, разом наполнив воздух своими полными ужаса криками.