Натали О`Найт - Зеркало грядущего

Тем временем, по-прежнему не произнося ни слова, лесная ведьма сделала несколько шагов в сторону чащобы и, обернувшись, поманила Амальрика рукой. Он было двинулся за ней следом, не переставая дивиться, как она ухитряется так хорошо ориентироваться, не видя ничего вокруг, но вдруг остановился.

– А лошадь, Марна?

– Ах, да…

Это тоже было частью ритуала. Колдунья никогда не позволяла гостям самим приближаться к своему жилищу и не терпела рядом животных, хотя и не отказывалась позаботиться о лошади немедийца.

Сунув руку в складки своих просторных шаровар, она достала крохотный мешочек, из которого извлекла щепотку синего порошка и, приблизившись к тому месту, где паслась стреноженная кобыла, сдула в ее сторону снадобье. Пыльцу подхватил непонятно откуда налетевший ветерок и домчал ее до ноздрей животного. Лошадь нервно повела ушами, чихнула… и все успокоилось. Однако Амальрик знал, что отныне гнедая, пока ведьма не снимет заклятье, останется невидимой для чужих глаз, и ни один дикий зверь ее не учует.

По лесу они шли молча, быстрым шагом, Марна – впереди, выбирая дорогу по незримым приметам, Амальрик чуть поодаль стараясь ступать за ней след в след, чтобы не споткнуться о предательскую корягу, не распороть платье об острый сук и не исцарапаться об колючий кустарник. Тяжелые седельные сумки, которые он потащил с собой, сковывали его движения, но Амальрик все же попытался играть в привычную игру, силясь запомнить путь. Это стало игрой с тех пор, как он понял всю тщетность своих усилий, должно быть, и здесь не обошлось без колдовства, – ибо когда он пытался восстановить в памяти дорогу, все туманилось в его сознании, дробилось и кружилось, отказываясь сложиться в стройную картину. Он не знал, доверяла ли ведьма хоть кому-то тайну своего жилища.

Тем временем они вышли на небольшую поляну, где журчал прозрачный ключ с ледяной водой. Там, среди огромных, в три обхвата толщиной, буков, располагалась хижина колдуньи, напоминавшая больше землянку. Перед входом находился очаг, заботливо обложенный круглыми белыми камнями, Амальрик никогда не видел, чтобы Марна разводила огонь, и мог только догадывался о его истинном назначении, единственное, что он мог утверждать наверняка – очаг этот явно служил не для варки похлебки.

Для того, чтобы войти внутрь, ему пришлось согнуться почти пополам: дверь была очень низкой. Внутри пола не было, его заменяла свежая душистая кошенина, в центре маленькой комнатушки стоял приземистый табурет, у стены – грубый деревянный стол, напротив – большой кованый сундук, покрытый медвежьей шкурой, который, по всей видимости, служил чернокнижнице ложем. В домике царила полутьма, окон не было, да и к чему они были ей, окруженной непреходящей тьмой; свет падал только из отворенной настежь двери; было прохладно, пахло сушеными травами, сырой землей и какими-то сладковатыми благовониями, от которых кружилась голова и хотелось плакать.

Марна опустилась на низкий сундук и жестом указала Амальрику на табурет. Он сел, нервничая оттого, что молчание затягивалось, – здесь почему-то не было слышно пенья птиц, трещотки дятла, шороха веток. В жилище колдуньи висела вязкая гнетущая тишина, которая, как мерещилось посланнику, давила на виски, заставляла быстрее биться сердце, студила кровь в жилах.

– Рад видеть тебя в добром здравии, Марна, – прокашлявшись, произнес немедиец, который был готов говорить что угодно, любую чушь, лишь бы распороть это гнетущее безмолвие. Здесь, в жилище ведьмы, он напрочь лишался всей своей гордыни и ощущал постыдную робость. Взгляд его, не отрываясь, следил за танцем пылинок в золотистых лучах, что падали из дверного проема, разделяя полумрак надвое, так, что он и чародейка находились в разных половинах.

Но ответа не последовало.

Тогда Амальрик стал возиться с тяжелыми седельными сумками, что привез с собой.

– Вот, посмотри. Здесь кое-что для тебя. Снадобья, что ты просила. Хрустальная пирамида – я купил ее у стигийских пилигримов, так что в подлинности можешь не сомневаться… – Колдунья сдержанно хмыкнула. – одна из книг, что была тебе нужна. За второй пришлось послать в Немедию – здесь ее не сыскать, но слава… – он запнулся, чуть не ляпнув привычное «слава Митре», но вовремя прикусил язык – мало ли каким богам или демонам поклоняется Марна, – я хотел сказать, слава судьбе, что я сохранил все то, что мои гвардейцы отняли у колдунов во время тогдашнего погрома в Бельверусе. Я ничего не смог разобрать в этих письменах, но ты, ты ведь другое дело – ты сможешь… – заискивающе закончил он и замолчал на мгновение, словно ожидая благодарности, но колдунья сидела недвижно, словно мраморное изваяние. Поняв, что ответа не будет, барон продолжил: – А во второй сумке – съестное. Я подумал…

– Не стоило, – впервые за все время подала голос ведьма. – Ты же знаешь, немедиец, эти деревенские болваны приносят нам все, что нужно. Да и Тиберий не забывает Марну…

Амальрик хмыкнул. Еще бы тот забыл! У многих в памяти, должно быть, навсегда останется мор, что наслала три лета назад на скот ведьма, разгневавшись на какую-то мелкую обиду. С тех пор местные жители почитали за счастье удовлетворить любую прихоть колдуньи, произнося ее имя благоговейным шепотом.

Марна почему-то никогда не называла барона по имени, как будто ей это было неприятно, лишь сдержанное «немедиец» вырывалось из ее уст, когда она обращалась к посланнику. Амальрик убил бы любого, кто посмел бы столь дерзко вести себя с ним, но из уст колдуньи это звучало как похвала или громкий титул.

– Но довольно, – бросила наконец ведьма, не обратив никакого внимания на солнечные блики, которые забегали по темной поверхности маски, высвечивая ее крупчатую фактуру, хотя любой, имеющий глаза, не выдержал бы яркости лучей осеннего светила. – Так расскажи нам, немедиец, насколько ты преуспел за то время, что не виделся с Марной.

Амальрик кивнул, скривившись на мгновение от обычного «нам» – можно подумать, что она здесь не одна и есть кто-то третий, кто слушает их речи. Ну что ж, право ему, есть чем удивить старую ведьму. И не спеша, сдержанно, стараясь не давать волю лишним эмоциям, он принялся пересказывать свой разговор с Нумедидесом и вечернюю беседу с Валерием.

– В общем, – заключил он с довольной усмешкой, – старший щенок тявкает и рвется в бой. Младшему же, похоже, ни до чего нет дела. Он не встанет у нас на пути. А кроме того, – добавил он уже напоследок, – большинство молодых дворян также за Нумедидеса. Они пойдут за ним. Остается лишь их направить в нужную сторону… Лицо Марны посуровело.

– Почему же ты не сумел убедить принца Валерия, немедиец? Зачем нам пес на аквилонском троне, когда молодой лев рыкает и хлещет хвостом… Ты своевольничаешь, немедиец, и это может погубить тебя!