Натали О`Найт - Зеркало грядущего

– Конечно, конечно, – в тон ему ответил немедиец. – Вы хотели немножко пошутить. Совсем немножко. Сначала немножко ограбить одинокого всадника. Очень приятно грабить, когда вас четверо против одного. Потом немножко поизмываться над беззащитным. А потом его убить, а тело бросить на съедение волкам. Я восхищен вашим чувством юмора, месьор.

– Нет, нет! – Юноша зашмыгал носом. – Мы не хотели ничего такого, Митра свидетель!

– Нечто похожее мне пытался объяснить твой друг, – вздохнул барон, – но его объяснения были неубедительны, и потому он остался без ног. Какая разница, в конце концов его бы все равно четвертовали, так что я просто выполнил роль слуги закона.

Глаза Винсента расширились от ужаса, кровь отхлынула от лица.

– Так вы убили Бернана, барон, – прошептал он в ужасе. – Вы осмелились добить раненого, но Кодекс Рыцарской Чести… и заветы Митры…

– Кодекс, говоришь! – Амальрик вскочил и пнул ногой съежившегося у его ног юношу. – Видно, этот Кодекс заставлял вас высматривать легкую добычу в ночной тиши, мразь! Или законы Митры обязывали умерщвлять безвинных?

Он схватил юношу за шиворот и встряхнул так, что у того клацнули зубы:

– Запомни настоящий кодекс, щенок! Если на тебя замахнулись – ударь! Если ударили – убей! А если пытались убить, то сравняй с землей кров дерзнувшего и истреби его семя до последнего колена! Всегда отвечай большим на то, что применили к тебе, и только тогда тебя будут уважать и бояться. Только тогда при звуке твоих шагов ничтожные людишки будут сгибаться в поклоне и опускать очи! Слушай внимательно, ублюдок, – он еще раз тряхнул обвисшего юнца, – и хорошенько запомни эти слова, они тебе еще не раз пригодятся в жизни. А что касается того, что благородный барон якобы добил раненого, то это полный вздор. Я не утруждал себя этим, зная, что поутру вы с братцем выполните эту неприятную работу сами. Иначе, может статься, что вашего приятеля подберут сердобольные крестьяне, и только Митра ведает, что он может им наговорить…

Он разжал пальцы, и отрок, словно куль с мукой, упал на пол. Амальрик более не обращая на него внимания, подошел к ложу, на котором лежал Дельриг, и грубо перевернул его на бок, чтобы лучше разглядеть рану. Больной вскрикнул и затих.

Винсент кряхтя поднялся и, подойдя к ложу, робко тронул немедийца за рукав:

– Что вы делаете? Ему же больно!

– Да, ему больно, и будет еще больнее, если ты не раздобудешь горячей воды, бальзама из ноготков и можжевелового сока. Давай, пошевеливайся, если хочешь, чтобы брат дожил до утра.

Через несколько мгновений взмыленный Винсент притащил все, что перечислил барон, и немедиец, засучив рукава рубахи, принялся священнодействовать. Первым делом он, прокалив над свечой лезвие кинжала, расширил его острием края раны, из которой тотчас же хлынула кровь; затем осторожно извлек свой метательный нож, раскачивая его, словно цирюльник раскачивает негодный зуб, после промыл рану и полил ее можжевеловым соком, который, как он знал, приостанавливает воспаление, и туго перебинтовал чистыми холщовыми полосками, намазанными бальзамом.

Закончив, он приказал заикающемуся от волнения Винсенту полить из кувшина себе на руки и тщательно протер каждый палец, после чего насухо вытер ладони и погрузил их в плошку с можжевеловым настоем, что-то шепча себе под нос. Спустя некоторое время он подошел к больному и принялся делать сложные пассы руками – со стороны казалось, что он зашивает невидимой нитью края раны, не переставая бормотать заклинания. Наконец он стряхнул кисти, как если бы на них была влага, потряс ими в воздухе и устало опустился на стул.

– Я сделал все, что нужно! – бросил он недоумевающему Винсенту. – К утру у твоего брата боль утихнет, а рана затянется. Он сможет встать и будет чувствовать себя много лучше, хотя, возможно, ощутит слабость. Распорядись принести ему горячей похлебки и можешь дать немного вина. Я полагаю, что уже к полудню этот молодчик сможет снова скакать как жеребец – рана не будет его беспокоить, хотя полностью пройдет через пару седьмиц. Не забывайте раз в день ее перебинтовывать, а когда все кончится – принесите обильную жертву всемогущему Митре. Понял?

Юноша утвердительно закивал:

– Да, мой господин, я благодарю вас от своего имени и от имени Дельрига. Отныне у вас нет более преданных слуг.

– Вот это верно! – фыркнул немедиец. – Ибо если вы хоть раз разочаруете меня своим радением, то плаха Тарантии живо напомнит вам, что долги нужно платить…

На следующий день Амальрик вышел из отведенных ему покоев лишь к обеду. Нога почти не болела, и немедиец усмехнулся, напомнив себе не забыть поблагодарить хозяина за заботу – ведь местного лекаря прислали ему чуть свет, и тот, невзирая на протесты посланника, все утро усердно врачевал его своими жалкими компрессами. Ну что ж, пусть слух о чудесных примочках разнесется далеко по округе, ведь его пациент, недавно лежавший пластом, спустя полдня лишь едва заметно прихрамывает, говорил себе барон. Спускаясь неспешно по широкой дубовой лестнице, что вела в трапезную, он подумал, что этот костоправ пришелся как нельзя кстати, а то радушные хозяева могли бы задаться вопросом: отчего их гость, который вечером, по словам слуг, едва ковылял по дороге, пополудни порхает, словно мим на танасульской ярмарке?

Убранство зала отличалось той же грубой простотой, что и остальной дом. Привыкший к роскоши Немедии, мраморным колоннам и изразцовым полам дворцов, золотой отделке и бархатным шпалерам, барон Торский чувствовал себя здесь неуютно. Тяжелые каменные стены давили на него, суровость обстановки угнетала. Казалось, пиршественная зала амилийской твердыни не претерпела никаких изменений с тех самых пор, как десятки зим назад грубые предки барона Тиберия, обряженные в неуклюжие латы, изготовленные из бесчисленных слоев выдубленной кабаньей кожи, хлестали здесь вино из неказистых глиняных кружек, рядом с ними позвякивали уздой их боевые ширококостные кони; а похотливые оруженосцы лапали здесь же, на охапках вонючей соломы с немытых и чумазых служанок.

Что ж, аквилонцы – племя воинов, заметил он себе в который уж раз, а его чуткие пальцы уже тянулись к флакону с пачулями, надеясь вендийскими благовониями заглушить спертый воздух замка. И то, что сейчас, по вине вялого и безвольного правителя, они погрязли в лени и чревоугодии, ровным счетом ничего не значит. Придет час, и они сплотятся вновь, единым боевым отрядом, вокруг избранного вождя! Весь вопрос в том, чтобы не сплоховать и успеть предложить на эту роль самого подходящего претендента…

Пряча усмешку, немедиец вошел в зал, учтивым поклоном приветствуя хозяина дома с дочерью, чинно восседавших на разных концах длинного деревянного, потемневшего от времени стола.