Натали О`Найт - Зеркало грядущего

Зрелище, открывшееся его глазам, превосходило самые отчаянные фантазии. Помимо немедийца и его спутника, по-прежнему закутанного в плащ, которые держались в тени полуразрушенного алтаря, на каменных плитах пола, растрескавшихся от давнего пожара, теснилось не менее полусотни человек. Некоторых он узнал сразу, другие показались ему незнакомыми, но число их увеличивалось с каждым мгновением. Новые и новые заговорщики просачивались во Врата Праведных, где двое в черном останавливали каждого входящего для какого-то странного ритуала, деталей которого граф из-за скудного освещения разобрать не мог. Он мог лишь догадываться, что их, должно быть, просят предъявить некий предмет, служащий опознавательным знаком, и только после этого допускают на сходку.

Жаль, недоставало света: горели только два факела, вставленные в расщелины между камнями, на противоположной от Троцеро стене; но и этого было достаточно, чтобы разглядеть лица мятежников. О, боги! Да здесь чуть не пол-Аквилонии! Граф Аксаланте, этот изнеженный выскочка, негромко переговаривался о чем-то с немедийцем, по-свойски взяв того под локоть. Казначей Публий, советник и доверенное лицо короля, стоял посреди узкого помоста, надменно кивая жестикулирующему дворянину, имени которого Троцеро никак не мог вспомнить. Да, Публий, эта старая лиса будет у дел при любой власти – до того хитер и изворотлив. А кто там, у дальней стены? А, это красавчик Феспий, нарумяненный и с тщательно уложенными локонами. Не сводит глаз с посланника. Молодой человек, стоявший рядом, что-то шепчет ему на ухо, но томный щеголь почти его не замечает, пытаясь поймать взгляд дуайена…

Узнал Троцеро и нескольких наместников провинций, и одного городского голову, и пару тарантийских купцов, настолько богатых, что никто не посмел бы поставить им в вину низкое происхождение; были здесь и несколько военачальников, известных Троцеро еще по Венариуму, и даже – о, верх вероломства – Альвий, капитан королевских Черных Драконов. Увидев его, Троцеро понял, что теперь и вправду все погибло – у королевства не осталось надежды. Ибо, даже если заговор потерпит поражение, страна, где государя может предать его телохранитель, верный пес, чей долг служить правителю, не щадя живота своего, – страна та обречена! У него мелькнула, правда, мысль, что Альвий здесь по поручению короля, выслеживает заговорщиков, дабы предать их в руки суверена, – но то была лишь наивная попытка не замечать очевидного. Слишком радушно, по-свойски был принят здесь командир королевских гвардейцев; подобное доверие явно неоднократно доказывалось на деле! Но сколько же их?! Нобилей, каждого из которых Троцеро едва ли не ежедневно видел при дворе, преданнейших слуг короля и отечества!

Вот герцог Фельон, по прозвищу Тауранский Вепрь. Огромный, громоздкий, точно бочонок с пивом. Скорее всего, что он один из зачинщиков! Вон как размахивает своими широкопалыми руками, аж изо рта на рыжую бороду брызжет слюна. Недаром этот грязный кабан вечно бахвалился тем, что в его толстых жилах якобы течет толика королевской крови. Презренный бастард! Ему бы помалкивать о том, что его блудливая мамаша маркиза Ольвейская имела мимолетный роман с Вилером, когда тот гостил у ее мужа в Тауране. Куда катится эта несчастная страна, если собравшиеся здесь нобили, пусть негодяи, но все же облаченные подлинными титулами, не прикажут слугам вытолкать взашей этого самозванца?! Но нет! Они лебезят перед ним и стелятся, рассчитывая урвать свой кусок пожирнее, если вдруг случится, что этот ублюдок сядет на Рубиновый Трон. Эльмар Танасульский, его кузен Мариций Ламонский, Рогир из Гандерланда? Чего же недостает этим обожравшимся скотам? Ведь они и так проводят дни в покое и довольстве?

Он заскрипел зубами от ярости. Предатели! Подлые псы, что кусают руку, кормившую их, осыпавшую лаской и милостью! Алчные аспиды, пригретые на монаршей груди! Не зря восстал из чащи лесной Бог-Олень и предрек появлением своим годину Огня и Крови! Время Жалящих Стрел! Ах, подлецы! Он едва не задохнулся от гнева и, если бы в самый последний момент не совладал с собой и не вцепился покрепче в острую кромку кладки, то неминуемо рухнул бы вниз.

Он тихо выругался. Не время предаваться гневу! Этим не поможешь Аквилонии! Нужно закусить губу и, что бы ни произошло, равнодушно взирать на происходящее. В одиночку не совладать с целой сворой этих мерзавцев, напомнил он себе. В данный момент больше пользы отечеству принесут твои глаза и уши, а не клинок!

Тем временем, как видно, собрались все, кого ожидали, и, когда один из стражей у двери подошел шепнуть что-то на ухо Фельону, тот согласно кивнул и вскинул правую руку. Толпа придворных, негромко переговаривавшихся и смеявшихся между собой – точь-в-точь как когда в Малой Приемной они ожидают выхода короля, – мгновенно притихла и обратилась вслух.

– Братья! – проревел Тауранский Вепрь, выпячивая грудь. На глянцевитой поверхности его бритого черепа заплясали отблески факелов. Троцеро, питавший давнюю неприязнь к этому напыщенному, багроволицему здоровяку, поморщился, точно от зубной боли. Он никогда бы не поверил, что этого борова король мог приблизить к себе. Даже замаливая старые грешки. Впрочем, в последние годы мало какие поступки короля были ему по вкусу.

– Братья! – рокотал бас Фельона. – Я счастлив приветствовать вас – лучших, преданнейших сынов Аквилонии! Наконец мы все вместе, в этот решающий день, к которому готовились так долго. Мы преодолели бесчисленные препоны на своем пути, неодолимые преграды, неслыханные опасности. И наконец собрались здесь, дабы скрепить решением своим судьбу Аквилонии. Ибо возлюбленный край наш стонет под игом деспота и взывает о помощи к сынам своим. Мы истинные хозяева державы! И мы должны управлять ею! Мы – а не этот слюнтяй Вилер! Да, я помню, что именно ему я обязан тем, что в моих жилах течет королевская кровь… – Троцеро поморщился. Хоть бы придумал что поновее! – …Но, несмотря на это, готов собственными руками помочь очистить Рубиновый Трон от скверны! От немощного короля и тех стай презренных псов, что лают у трона. Как только протрубит рог, мои тауранские туры ринутся в бой! Кто не с нами, тот против нас!

Фельон продолжал грохотать бочонками слов, и Троцеро, вдосталь за свою жизнь наслушавшийся подобных бессмысленных излияний, возненавидел этого молодчика, как никогда прежде. Интересно, кто составлял ему этот пламенный панегирик? Сам Фельон мог с трудом связать два слова…

Однако пальцы графа начали уставать, для ног не было достаточной опоры, и он боялся, что не сможет продержаться на этой проклятой стене достаточно долго, чтобы услышать хоть что-то стоящее. А Тауранский Вепрь все ревел.