Антон Скрипец - Московит. Игра на выживание

И вот тут уже никакие увещевания, уговоры и мудрые советы не смогли удержать прекрасный порыв сердобольного ребенка. Деревянно стукнула о стенку повозки решительно распахнутая дверца, и из мягкого уюта крытого возка вывалился звонкоголосый комок в ярком сарафанчике.

– Собачка! Собачка же!

Девчушка, яркий наряд которой по пестроте и дороговизне, пожалуй, вполне мог поспорить с нарядом хлыща во главе процессии, кричала так, словно полагала, что большие дяди в своих скучных взрослых разговорах просто не заметили животинку и теперь совершенно нечаянно могли втоптать ее в придорожную пыль. Длинная коса с цветными лентами била на бегу по спине, брови под расшитым то ли бисером, то ли мелким жемчугом ободком собрались домиком. Звонкий писклявый голосок, как мячик, задорно отскакивал от брошенных хат, словно пуская круги по стоялой воде омута тяжкой тишины, в которую погрузился хуторок.

Следом за малолетней защитницей четвероногих друзей из повозки выстрелил гибкий силуэт. Тоже девицы. Но постарше. И, соответственно, поинтереснее. Штаны тонкой кожи плотно обтягивали ноги, простые, но при этом довольно изящные сапоги позвякивали тонким металлическим фальцетом прикрепленных к ним шпор. Наглухо застегнутая до самого ворота одежда, больше всего напоминавшая приталенное пальто, не особенно скрывала изгибы бедер и талии. Они, а также длинная, где-то чуть ниже лопаток черная коса да открытый взгляд темных глаз были единственными женскими украшениями этой дамы. Ни тебе перстней на тонких пальцах, ни серег с драгоценными каменьями, ни браслетов или роскошных бус, прыгающих на бегу на пышной груди. Ни, собственно говоря, пышной груди. Болтающуюся на перевязи саблю с изысканной гардой в виде переплетенной лозы к предметам женского обольщения отнести все-таки было нельзя.

– Елена!

Голос ее не особенно понравился. Был он грубоват по звучанию, а также чрезмерно самоуверен и, скорее всего, хамоват по содержанию. Что было особенно странно, если учесть характер ее профессиональной занятости – работы няньки. Программисты, нарисовавшие такую вот лихую пестунью с сабелькой на боку, наверное, все-таки дали маху. Хорошо, Денис знал, что находится в игре. Ни за что бы не поверил, что сможет встретить подобного персонажа в реальной жизни. А персонаж этот меж тем настиг малолетнюю беглянку, схватил за беленькую ручку, не особенно педагогично дернул, перехватил за подмышки и потащил обратно.

– Собачка, собачка, – верещала, давясь рыданиями, девчушка. – Они же ее растопчут! Скажи им, чтобы не трогали собачку!

– Да сдался кому-то этот клоп, – хмуро процедила воспитательница, и было совершенно непонятно, кого она имеет в виду – то ли шавку, то ли торчащего до сих пор посреди дороги оборванца. А на Денисов взгляд, всей этой детсадовской процессии сейчас переживать следовало вовсе не о нем самом и его не ожиданном блохастом заступнике. Он успел напоследок скользнуть заинтересованным взором по удаляющемуся крепкому заду добротно прорисованной нянечки, отметил, что псина не хуже таракана юркнула в щель под забором подворья напротив, а разодетый павлин верхом на коне скучающе шевельнул пальцем, вновь подавая знак лучнику.

И именно в этот момент благостную тишину села, изредка прерываемую всхлипами сердобольной девчушки, разорвал грохот выстрелов.

Первый залп пришелся на лучников и их в пух и прах разодетого руководителя. Дотянуться до своего оружия он даже не успел: пуля пробила бок его лошади, зверюга пронзительно заржала, встала на дыбы – и рухнула всем весом на седока. Тот даже не особенно громко вскрикнул, придавленный дергающейся в агонии тушей. Лучник, целившийся в Дениса, слетел с седла сам, без подмоги коня. Другой лучник, пригнувшись, гортанно гикнул, направив скакуна к выезду из села. Не особенно похоже было, что он собирается вступать в схватку. Впрочем, права выбора предоставлять ему никто не собирался. Там, куда он планировал совершить маневр стратегического отступления, уже маячили перегородившие дорогу всадники в польской форме. Или как у них там эти душегрейки назывались?

«Жупаны», – тут же выдала ответ линза.

Над головой густым басом прогудела арбалетная стрела. Денис даже не стал нагибаться. Он так и не шелохнулся с места, со скучающим видом наблюдая за боем, не имеющим к нему никакого касания. Твердо был убежден, что ему одному был гарантирован иммунитет от гибели в развернувшейся вокруг сече. Разве что излишняя ее натуральность постепенно начинала докучать. Все-таки любой аттракцион должен развлекать, а не отталкивать. В людской смерти и в реальной-то жизни нет ничего веселого, так за каким лешим в таких подробностях живописать ее еще и здесь?

Словно выражая полную солидарность с мнением единственного живого организма, попавшего в нарисованное полотно, с очень натуралистичным вскриком скатился в придорожную траву раненый московский верховой. Из тех двоих, что промчались недавно мимо Дениса. Из ноги его торчала стрела, и, судя по тому, что попала она куда-то в область паха, а светло-синие шаровары воина теперь интенсивно заливала темная кровь, ему, скорее всего, перебили артерию. Несмотря на это, он, затравленно озираясь по сторонам и не выпуская из кулака рукоять сабли, постарался отползти в сторону, под накренившийся над дорогой плетень. Где, скорее всего, и должен был сделать последний вздох. С такой кровопотерей оставалось ему совсем недолго. Его напарник уже рубился с двумя выскочившими из палисадника копейщиками. Его лошадь, привыкшая, видать, к таким раскладам, ржала, недовольно взбрыкивала и время от времени старалась достать нападавших копытами. Всадник размахивал мечом, пару раз срубив ветви черемухи, растопырившей их прямо над головой. В пылу рубки он того и не заметил. Зря. Как следует размахнувшись, да еще и молодецки привстав на стременах, он особенно остервенело махнул клинком, но тот вдруг предательски врубился в толстый сук. Секундного замешательства вполне хватило на то, чтобы поляки воткнули ему под ребра свои рогатины, сдернули с седла и, хрипящего, швырнули в куст смородины. Где он еще какое-то время орал и трещал сломанными ветвями.

Узкая деревенская улица наполнилась невиданными для себя прежде звуками: криком, звоном железа, ржанием коней и свистом стрел. Одна из них, выпущенная узкоглазым всадником в халате, бросила бегущего к повозке типа в желтых сапогах на хлипкую калитку. Кожаные петли, на которых болтался притвор штакетника, вес резко навалившегося на них тела, что интересно, выдержали. Не сдюжили трухлявые доски – треснули и поглотили увешанное оружием тело с торчащей из шеи оперенной рейкой. Еще пара стрел пролетела совсем рядом с Денисом, обдав, чего греха таить, довольно жутким сквознячком. Понимать-то он понимал, что это резкое дуновение не настоящее, а бес пойми как спроектированное компьютерной программой, но жуть окатила самая настоящая. Потому, чтобы не отвлекаться на нелогичное в данных обстоятельствах чувство самосохранения, он закрыл глаза, задрал лицо к небу и приготовился вынырнуть в нормальную реальность. И совсем не важно – с помощью проткнувшей горло стрелы или разбрызгавшей башку пули.