Дарья Чернышова - Близнецы. Часть первая

Бальду вроде бы пришлось по душе его замечание, и уже через пару месяцев хоругвь Нагоски выделялась среди других образцовым порядком и дисциплиной. Когда бывшего пекаря спрашивали, как ему удается так крепко держать вожжи, тот расплывался в улыбке: «Старинный рецепт». Збинек был уверен, что дело в колдовстве, но его это не особенно беспокоило. Главное, чтобы Ортрун ничего не заподозрила. У госпожи Фретки с выродками, к коим она причисляла всех подряд колдунов и хаггедцев – а второе почти всегда тянуло за собой первое, – разговор был короткий, не длиннее клинка или веревки, из которой можно сделать петлю. Берстонский народ по большей части разделял это убеждение: уж так сложилась история, что колдуны приобрели дурную славу, а хаггедцев кроме нового владыки никто никогда особенно не любил.

– Теперь надо за любовь, – вздохнул Бальд из Нагоски.

– За нее, – поддержал Збинек и взглянул через стол на занятую разговором Ортрун.

– Кхех, – прокряхтел Венжега в седеющие усы.

– Чего?

– Да ничего, гетман. С каждым мужиком эта дурь случается на старости лет.

– Ты что, – искренне возмутился Гоздава, – какая старость, мне еще нет сорока.

Они посмеялись, выпили за молодых, артисты завели песенку повеселее, чтоб сытые гости могли наконец потанцевать, и Ортрун поманила Збинека пальцем.

– Ну что? – спросил Гоздава, сев на мигом освободившееся место по левую руку от нее.

– Все прекрасно. Оказалось, что многим не нравится, как торжественно наш владыка собрался встречать хаггедского посла. Кстати, почему ты не сказал мне, что у Отто Тильбе все лицо в рытвинах?

– А это важно?

– Конечно. Мы с Юттой придумаем ему какое-нибудь обидное прозвище, когда я выясню наконец, где ее носит.

Збинек усмехнулся: «Женщины». Совсем рядом зазвенел голосок Сикфары – она все ворковала с мужем, который при этом выглядел совершенно довольным. Глядя на господина Фретку, трудно было представить, что этот же юнец еще неделю назад при упоминании приближающейся свадьбы неприязненно морщился и делал по меньшей мере три глотка вина.

– Освальд неплохо держится, – отметил Гоздава. – До сих пор не уполз под стол.

– Еще бы, – фыркнула Ортрун. – Я обещала пустить гнедого на колбаски, если господин Стефан заподозрит, какое несчастье постигло сегодня его драгоценную дочь.

Збинек откинулся на спинку стула, чтобы разглядеть, в состоянии ли еще Стефан хоть что-нибудь заподозрить. Тот был уже не в состоянии. Полусонный Модвин задумчиво макал палец в кубок отца невесты, перепутав его со своим. Рагна вроде бы мирно посапывала на руках у служанки, ходившей вперед-назад вдоль стены. Что еще делать детям на больших взрослых пирушках? Ни сплясать, ни напиться.

А пляски уже вовсю разыгрались: благородные гости, которым не досталось партнерш, расхватали даже скучающих батрачек. И вдруг, обходя осторожно водоворот хмеля, хохота и пестрых юбок, через зал поплыла прямо к Ортрун тучная фигура управляющей Ютты.

По одному ее жесту музыка ускорилась и стала громче. Збинек догадался, что сейчас будут новости. Освальд, кажется, тоже о чем-то таком догадался и потащил молодую жену танцевать.

Ютта коротко поздоровалась, поправила шаль на плечах и быстро зашептала на ухо госпоже. Ортрун вытерла губы салфеткой и явно громче, чем собиралась, переспросила:

– Он сделал что ?

Освальд обернулся на голос сестры и встретился взглядом со Збинеком. Они очень по-разному относились ко многим вещам: браку, выпивке, своему внешнему виду – но одинаково искренне терпеть не могли политику.

– Он поцеловал ей руку, – взахлеб рассказывала краснощекая Хесида, широко жестикулируя и рассыпая по столу крошки надкусанного печенья. – Прямо при всех. И сказал еще: «Добро пожаловать в Берстонь, госпожа».

Уезжая на запад посланницей, Ясинта, самая красивая из дочерей хаггедской царицы, просила сестер не слишком баловать детей. «Особенно Хесиду, – вспоминала Танаис ее обеспокоенный голос. – Следите, пожалуйста, чтобы она не переедала сладостей».

В окна царского терема золотыми змейками вползали первые солнечные лучи. Весть от Ясинты пришла поздней ночью: она легко добралась до берстонской столицы, владыка Отто встретил ее как почетную гостью. Теперь, за завтраком, дочери и внучки царицы Шакти обсуждали новости, которые успели еще до рассвета всех перебудить – казалось, земля гудела от того, как топает ногами агрессивно настроенная к Хаггеде западная знать.

В царской семье мнения тоже разделились. Одни считали оказанный Ясинте прием проявлением надменности – где это видано, чтобы мужчины целовали хаггедкам руки? Другие, с чьей точкой зрения согласна была Танаис, смотрели на произошедшее как на залихватский политический ход, какие присущи многим молодым правителям.

– А бабушка еще раздумывала, не послать ли туда тетю Гесту, – буркнула Зерида, примкнувшая к первому лагерю. – Она бы точно врезала ему за это прямо промеж глаз.

Пока Хесида отвлеклась на младшую сестру, бойко доказывая, что обижаться на владыку совершенно не за что, Танаис накрыла корзинку с печеньем плетеной салфеткой и тихонько отодвинула подальше от сладкоежки. «Тетя Геста», высматривая кого-то в окне единственным глазом, задумчиво покусывала палочку корицы – она с юности любила есть разные пряности в чистом виде – и совсем не слушала, что говорят остальные. Не место ей, больнее других израненной воспоминаниями, в незнакомой стране, не место в политике. Хорошо, что мать оставила ее дома. Так для всех будет хорошо.

– Царица всегда выбирает разумно, – произнесла, по-кошачьи растягивая рычащие звуки, маленькая хитрюга Шиира. – Верно говорю, сестренка?

Все взгляды обратились к краю стола, у которого, разглаживая пальцами залóм на узорчатой скатерти, сидела не по годам серьезная тринадцатилетняя царевна Нерис.

Она почти никогда не вступала в разговор, если к ней не обращались напрямую, а порой, как теперь, не откликалась и на это – только давала понять кивком головы, что услышала слова собеседника. Темноволосая, круглолицая и коренастая, наружностью и поведением молчунья Нерис больше других внучек походила на царицу в молодости, но Шакти не потому выбрала ее своей наследницей.

Кроме Танаис никто за этим столом не мог знать наверняка, что решение уже принято – но некоторые, как Шиира, догадывались: «Как разродится первенцем жена берстонского владыки, – улыбалась она, – тогда и посмотрим, кого наша бабушка ему сосватает». Зерида хмурилась и спрашивала: «А если будет девочка?» – на что Расма, вторая из царевен по старшинству, но всегда первая помощница матери в присмотре за остальными детьми, уверенно отвечала: «Тогда мы подождем, пока не получится мальчик».