Кристина Сунторнват - Мечтающий в темноте

– Я понимаю, – сказал Понг и согнул руку, укладывая на неё голову. – Но манго добыли мы. Это глупо, что мы должны ждать, пока плоды упадут. Стража должна позволить нам залезать на дерево. Они как будто хотят, чтобы мы дрались.

Понг положил два пальца на грудь.

– Такие штуки приводят меня в бешенство. У меня здесь словно что-то горит.

– Это газы, наверное, – ответил Сомкит. – Смотри, в следующем году этим дурам будет тринадцать, и их отсюда отправят. Тогда мы будем самые старшие и сможем спокойно есть манго.

Детей, рождённых в Намвоне, выпускали из тюрьмы, когда заканчивался срок их матерей или когда им исполнялось тринадцать лет, смотря что происходило раньше.

Но Понга не интересовало, когда выпустят девочек. В конце концов, это была ещё одна несправедливость – то, что девочки выйдут из тюрьмы раньше. Понгу и Сомкиту до тринадцатилетия оставалось четыре года. Четыре года. Почти вечность.

Понг отвернулся от Сомкита и через решётку ворот посмотрел на реку. Намвонская тюрьма была построена выше по реке, чем город Чаттана. Понгу едва-едва были видны городские огни, которые сейчас постепенно загорались: один за другим, а потом уже светились целые тысячи. Наконец возникло целых два города: один на берегу, а второй в воде, и оба они были сделаны из света.

Обычно в это вечернее время они делились мечтами о той жизни, которая будет у них после выхода из тюрьмы: о еде, которую они попробуют, и о лодках, которые купят. У Сомкита будет не меньше трёх лодок: чтобы жить, чтобы ловить с них рыбу, а третьим будет скоростной катер со специально разработанным мотором, который нужен только для того, чтобы носиться по воде на безумной скорости. Понг любил воображать себя взрослым мужчиной с хорошей работой и сытым желудком, удобно развалившимся на катере, у руля которого сидел Сомкит.

С дерева свисала единственная светящаяся сфера. Её тусклый фиолетовый свет не мог конкурировать с огнями города. По сравнению с Чаттаной, Намвон был подобен пещере. Стоило ли удивляться тому, что жизнь была к ним несправедлива? Как справедливость могла найти путь в такой темноте? Но, когда они выйдут на свет, жизнь изменится. Им не придётся драться, чтобы съесть своё манго. И когда они попросят помощи, их услышат.

Сомкит застонал и повернулся на бок.

– Уф, у меня болит каждая косточка! Пообещай мне, что будешь вести себя тише воды, ниже травы. Хотя бы всю следующую неделю.

– Что будет на следующей неделе?

Сомкит закатил глаза и покачал головой.

– Ты сидишь и слушаешь, как зреет манго, но ты не слышишь, что говорят люди прямо перед тобой?! Ты не слышал, что сказала повариха? На следующей неделе с официальным визитом приезжает Правитель!

Понг, не обращая внимания на боль в рёбрах, резко сел.

– Правитель?

– Уверен, – облизнулся Сомкит, – что нас по этому случаю нормально накормят. Повариха говорила, что будет жарить цыплят.

Но Понг не мог думать о еде. Он думал о том, кто приедет. Большинство жителей Чаттаны очень любили Правителя. Как могло быть иначе, после всего, что он сделал для города? Этот человек был героем. Но для Понга он был больше, чем герой.

Понг только в учебнике видел его портрет, но даже по такой картинке он решил, что Правитель – это тот, кто сможет его понять. Он не отмахнётся от несправедливостей в Намвоне. Если он узнает, что здесь происходит, он всё изменит. Это тот самый человек, который делает мир справедливым.

Самая большая и секретная мечта Понга, о которой он не рассказывал даже Сомкиту, была служить великому лидеру Чаттаны. Понг воображал себя возле Правителя, в качестве его помощника или советника, или на какой-то другой службе, подобающей взрослому человеку. Вместе с Правителем они могли бы сделать жизнь людей прекрасной.

То, что Правитель должен посетить Намвон, не могло быть случайным совпадением. Это был знак. Это был признак того, что мечта Понга сбудется.

– Эй, – сказал Сомкит и щёлкнул пальцами перед лицом Понга, – у тебя такое странное выражение лица, и оно мне не нравится. Слушай, обещай мне, что с этой секунды будешь держать рот закрытым, ладно?

Он наклонился ближе и выкатил глаза:

– Ладно?

Понг взглянул на город, где светящиеся точки слились в одно яркое пятно, и ответил:

– Ладно. Больше проблем не будет.

В тот момент это казалось вполне разумным обещанием.

Нок, скрестив пальцы за спиной, смотрела, как её отец в тысячный раз за сегодняшнее утро протирал очки. Она видела, что он нервничает.

Начальник тюрьмы Сивапан должен был отвечать за всех и за всё в Намвоне, и Нок очень хотела, чтобы сегодня он хорошо сыграл свою роль.

– Нок… – захныкала её младшая сестра Тип. – Я в этом просто умираю.

Тип засунула пальцы в высокий жёсткий воротник своей блузки и оттянула его от горла. Щёлкнув, воротничок вернулся на место.

Плой, её сестра-близняшка, хихикнула.

– Перестаньте драться, – сказала Нок.

Она поправила воротник Тип и поясок Плой.

– Вам не стыдно? Такой день – а вы ноете?

Близняшкам хотя бы разрешили надеть блузки с короткими рукавами. Нок одёрнула огромные фонарики рукавов своего кусачего платья, борясь с желанием почесать плечи. Как ей хотелось бы переодеться в удобную свободную форму для фехтования! По её мнению, любая одежда, в которой нельзя было драться, была нелепой. Но, конечно, она не стала жаловаться, особенно сегодня, когда должен был приехать Правитель.

К ним подплыла мама Нок – взрослая версия близняшек в бледно-голубом шелку.

– Итак, – сказала она, – все готовы? Не забудьте слова, которым я вас научила. Не стесняйтесь – просто говорите, да?

Старший брат Нок пригладил волосы.

– Всё отлично, – прошептал он. – Но кто скажет папе?

Нок посмотрела на него. Её мама щёлкнула пальцами – это был знак трогаться. Близняшки шли за Нок, которая шла за своим братом, специально по этому случаю приехавшим из университета. Он шёл за матерью, которая по-настоящему была главой этой семьи, но которая, соблюдая правила, шла позади мужа.

Семейство выстроилось в линию возле речных ворот в тени мангового дерева. Заключённым было велено стоять рядами, но дети подбежали к воротам, высматривая лодку Правителя.

– Мне их жалко, – прошептала Плой и скользнула пальцами в руку Нок. – Им приходится жить в тюрьме. Разве это не ужасно?

– Это не тюрьма, – ответила Нок. – Это центр перевоспитания.

Нок и её младшие сестры почти никогда не бывали на работе своего отца. Сегодня утром Нок специально показала сёстрам официальную вывеску на воротах: «НАМВОНСКИЙ ЖЕНСКИЙ ЦЕНТР ПЕРЕВОСПИТАНИЯ», но по правде, никто никогда не называл это место иначе, чем тюрьмой.

– Почему папа просто не выпустит их? – спросила Плой.