Брент Уикс - Черная Призма

Это звучало и так достаточно сложно.

– Но во время войны?..

– Я был назначен промахосом. Это абсолютная власть во время войны. Все начинают нервничать – вдруг промахос решит, что «война» длится вечно.

– Но вы отказались от власти? – Кип осознал, что задал глупый вопрос.

Но Гэвин улыбнулся:

– Чудо из чудес, я не был убит. Черная Гвардия не только защищает Призм, Кип. Она защищает мир от нас.

Оролам. Мир Гэвина оказался куда опаснее того, который Кип только что покинул.

– Значит, вы научите меня извлекать? – спросил он. Это был лучший из миров. Он обучится тому, что нужно, не оставаясь в одиночестве на странном острове. И кто может научить извлекать лучше, чем сам Призма?

– Конечно. Но сначала нам нужно кое-что сделать.

Кип с тоской посмотрел на связку сарделек, которую все еще держал Гэвин.

– Еще поесть?

К полудню следующего дня Кипу уже не пришло бы в голову подшучивать насчет быстроты лодки. Они летели по волнам с немыслимой скоростью, и Гэвин накрыл их судно куполом из люксина, бормоча что-то о той женщине и ее идеях, так что, несмотря на скорость, они могли разговаривать.

– Значит, ты использовал зеленый, – сказал Гэвин, словно для него обычным делом было, сильно наклоняясь вперед с полностью красной кожей, с ногами в стропах, вцепившись руками с бугрящимися мышцами в прозрачные голубые рукояти, запускать в воду огромные заряды красного люксина, обильно потея. – Хороший цвет. Зеленые извлекатели всем нужны.

– Мне кажется, что я еще могу видеть жар. И мастер Данавис сказал, что я суперхромат.

– Что?

– Мастер Данавис был у нас в городе красильщиком. Иногда я ему помогал. Ему было сложно подбирать красные оттенки так, как нравилось мужу алькадесы.

– Корван Данавис? Корван Данавис жил в Ректоне?

– Д… да…

– Стройный, лет сорока, висячие усы, немного веснушек и волосы с красным отливом?

– Усов не было, – сказал Кип. – Но все остальное сходится.

Гэвин тихонько выругался.

– Вы знали нашего красильщика? – не веря своим ушам, спросил Кип.

– Можно и так сказать. Он сражался против меня на войне. Но мне интереснее то, что ты видишь тепло. Расскажи, как ты это делаешь.

– Мастер Данавис учил меня смотреть краем глаза. Иногда, когда я так делаю, люди светятся, особенно открытая кожа, подмышки и…

– Чресла?

– Ну да, – кашлянул Кип.

– Чтоб я ослеп! – сказал Гэвин. Хохотнул.

– Что? Что это значит?

– Позже увидим.

– Позже? Когда, через год, через два? Почему все взрослые говорят со мной как с дурачком?

– Справедливое замечание. Ты, скорее всего, если не окажешься настоящим уникумом, несмежный бихром.

Кип заморгал. Что-что?

– Я сказал, что я не дурак, но необучен, а это другое дело.

– А я имел в виду «позже сегодня», – сказал Гэвин.

– А.

– В извлечении есть два особых случая – ну, много особых случаев. Да Оролам меня побери – я никогда не пытался обучать начинающих. А тебе никогда не приходило в голову, что ты единственный реальный человек в мире, а все остальное – твое воображение?

Кип вспыхнул. Дома он даже пытался перестать воображать Рама, надеясь, что тот просто перестанет существовать.

– Ну вроде.

– Верно, это одно из первых детских заигрываний с эгоизмом. Без обид.

– Я и не обиделся. – Поскольку все равно не понимаю, что ты сказал.

– Это заманчиво, поскольку обосновывает твою собственную важность, позволяет тебе делать все, что пожелаешь, и это невозможно опровергнуть. Обучение извлечению сталкивается с той же проблемой. Предполагаю, что ты все же считаешь, что остальные люди существуют.

– Конечно. Я не забываю читать себе мораль, – сказал Кип. Он усмехнулся.

Гэвин прищурился и посмотрел на горизонт. Он соорудил две линзы, разделенные длиной руки, и водрузил их на люксиновый купол, чтобы осматривать море. Наверное, он что-то увидел, поскольку резко повернул лодку направо.

Пока они возвращались на прежний курс, он, похоже, пропустил колкость Кипа.

– О чем бишь мы? А. Проблема при обучении извлечению в том, что цвет существует – отдельно от нас, – но мы узнаем это только через наш опыт. Мы не знаем почему, но некоторые люди – субхроматы – не могут отличить красного от зеленого. Другие субхроматы неспособны отличить синего от желтого. Естественно, когда ты говоришь человеку, что он не может видеть цвет, который он никогда не видел, он может тебе и не поверить. Если кто-нибудь скажет ему, что красный и зеленый – разные цвета, он может подумать, что над ним жестоко шутят. Или ему придется признать существование чего-то, чего он никогда не увидит. Есть теологические обоснования этому, но я не буду тебя утруждать. Проще говоря, если существует лишенный цвета человек – кстати, это почти всегда мужчины, – то почему бы не быть и человеку, особо чувствительному к цвету, то есть суперхромату? Оказывается, что такие есть. Но это почти всегда женщины. Вообще, почти половина женщин потрясающе умеют различать цвета. Среди мужчин такой один на десять тысяч.

– Минутку, так что, мужчины проигрывают по обоим статьям? Чаще слепы к цвету и куда реже хорошо их различают? Это нечестно!

– Но мы можем поднимать тяжести.

Кип хмыкнул:

– А еще мочиться стоя.

– Очень полезное качество в соседстве с ядовитым плющом. Раз был я с Каррис на одном задании… – присвистнул Гэвин.

– Но она же не может, – в ужасе сказал Кип.

– Думаешь, там на реке она взъярилась на меня? Ну, в чем-то это была и моя вина, – осклабился Гэвин. – Ладно, возвращаясь к теме, большинство из нормальных могут видеть нормальный спектр. Хмм, тавтология.

– Что? – спросил Кип.

– Слишком далеко уйдем от темы. Просто различать цвета не означает, что ты можешь извлекать их. Но если ты не можешь видеть цвет, ты будешь плохо его извлекать. Так что мужчины не настолько четки при извлечении определенных цветов, как женщины-суперхроматы, которых половина. Воля может исправить большую часть ошибок, но лучше с самого начала их не допускать. Это становится жизненно важным, когда ты пытаешься возвести люксиновое здание так, чтобы оно не рухнуло.

– Они строят люксиновые здания?

Гэвин пропустил его слова мимо ушей.

– Особые случаи, с рассказа о которых я начал, – субкрасные и суперфиолеты. Если ты можешь видеть тепло, Кип, то есть хороший шанс, что ты сможешь его извлекать.

– То есть я могу вжик! – и зажечь?! – Кип сделал широкий жест рукой.

– Только если в это время скажешь «вжик!», – рассмеялся Гэвин.

Кип снова вспыхнул, но смех Гэвина не был издевательским. Он не заставлял Кипа чувствовать себя тупым – просто наивным. В этом человеке было много пугающего, как порой в мастере Данависе. Но он никогда не казался злонамеренным. Дурным.