Мила Карпова - Лесная тропинка до храма

– Ты чего? – хрипло после сна спросила она, укладывая ладонь на грудную клетку Берта. – У тебя сердце колотится, как безумное.

– Я не хотел тебя будить, луна моя, – он неловко улыбнулся и обхватил ее лицо ладонями. – Спи, пожалуйста.

– Как я могу спать, если тебе нехорошо? Альберт, что случилось? – стряхнув остатки сна, Софиа села напротив него и внимательно вгляделась в беспокойное лицо.

– Погода…

Альберт отвел взгляд. Этого ответа было недостаточно – он это понимал, но боялся сказать то, что лежало на душе, показаться слабым.

– Мама с папой ушли в море утром. Они плыли далеко, а сейчас так ветрено, я боюсь, что они не справятся, что они… – что-то булькнуло в горле, и Альберт сжался, обхватив плечи руками.

Его трясло, лихорадило, будто больного, и лоб покрылся испариной. Воздуха не хватало, горло как сжали сильной рукой, и по телу табунами бежали мурашки.

Прохладная ладонь Софы ощущалась как спасательный круг, брошенный почти утонувшему человеку. Прижавшись к ее груди, Альберт зарылся носом в ночную рубашку и постарался дышать, сосредоточившись на том, что возлюбленная гладит его по спине, будто пересчитывая кончиками пальцев позвонки.

– Тише. Тшш, все хорошо… Они в порядке, – шепот дошел до ушей Берта только через пару минут, когда он вновь смог дышать и не ощущал себя погруженным под ледяную воду. – Твои родители умельцы, настоящие мастера. Они умеют ходить по морю, они бы не вышли в такую погоду, они точно спят сейчас в одном из портовых городов, в уютной комнате на втором этаже какого-нибудь трактира…

– Обещаешь? – Альберт это не сказал, а скорее прохныкал, не замечая, как белая ночная рубашка становится влажной из-за его слез.

Он приподнял покрасневшие глаза и вгляделся в лицо Софы. Она выглядела очень сосредоточенной, ее взгляд был направлен куда-то далеко-далеко, а радужка еле заметно светилась. Наверное, Берту почудилось.

– Все хорошо. Завтра утром они отплывают из столицы. Они не успели уплыть далеко и смогли причалить к порту до начала бури, – она перевела взгляд на возлюбленного и коснулась его острого носа губами. – Обещаю.

Парень улыбнулся благодарно и, обняв ее за плечи, уложил рядом с собой, накрывая теплым плотным одеялом.

– Я люблю тебя, моя спасительница.

– И я тебя, дурачок. Ложись спать, – еле слышно шепнула Софиа, прикрывая глаза.

Все же ему не почудилось. Радужка и впрямь светилась.

Когда Софиа смежила веки, в комнате сразу стало темнее.

– Тебе не нужна помощь? – Феликс зашёл на кухню боком, стесняясь и пряча глаза. За ним семенил его маленький Шэдельвейс, яркое желтое пятно.

– Если тебе не жаль времени, можешь помочь мне замесить тесто для пирога, – у Ангес были красные щеки – она долго стояла у плиты – а рукава закатаны по локоть. В кухне пахло ярко, чувственно – пряностями и травами, свежим хлебом, вишневым вареньем, брусничным соусом и любовью к близким.

– Агнес… Я хотел тебя спросить кое-что… Это важно.

– М? – она, не отвлекаясь от готовки, стрельнула зелёными глазами в его сторону.

– Нам предсказали, будто мы найдём хранителя леса в этот Ветрардаг. Скажи, что это может значить – «хранитель леса»? Вдруг мы наткнёмся на бога?

– Что-то мне подсказывает, что это маловероятно. Богов уже давно не видели, говорят, что боги людей на дух не переносят.

– Но Агнес, мы же не сделали ничего плохого? – в его голосе зазвучала мольба: лишь бы не выкинуть из головы детские сказки, где мудрые боги и волшебные создания – и все они живут рядом с людьми…

Курт часто читал ему сказки на ночь, когда маленький Феликс плакал от кошмаров. Злые сны держали его когтистыми лапами за горло, а в голове – страшные картинки: брызги крови, землетрясение, огонь, много огня, съедающего деревни и города, крики людей… Сказки спасали. Утешали, сливаясь с ласковыми объятиями родителей и бархатными голосами.

– Вы – не сделали, – она наклонилась к печи и достала оттуда имбирное печенье. – Просто богов уже давно никто не видел, даже здесь, на Севере. Они спрятались, другие люди их запугали.

– Разве можно богов запугать? Они же всемогущие, мудрые и сильные, – Феликс насыпал в миску муки и разбил несколько яиц. – Боги всегда были сильнее людей.

– Люди не понимают, что они могут и не могут делать, – Агнес замешала глазурь разных цветов, яркую, как детские рисунки. – Они не чувствуют опасности, как маленькие дети – легко сделают то, что им кажется правильным, даже когда перед ними трехметровый бог.

– Тебе не тяжело жить с мыслью, что мы, люди, все испортили? – Феликс принялся перемешивать тесто большой ложкой. По кухне полетела белой пыльцой мука, должно быть поэтому у них глаза слезились.

– Тяжело, – Агнес склонила голову. Ее пальцы, длинные и тонкие, как ивовые ветви, немного подрагивали. – Но что я могу сделать?

– У нас в деревне все хорошо относятся к богам. Может, нам стоит хотя бы попытаться вернуть их на эту землю, чтобы они жили бок о бок с людьми, как раньше?

– Феликс, – Агнес хмыкнула, будто хотела рассмеяться, но у неё не вышло. – Ты ещё подросток, максималист, как и все ребята твоего возраста. Когда ты немного повзрослеешь, ты поймёшь, что трудно покорить горы в одиночку.

– Я все понимаю, – голос его стал грустным. – Я просто надеюсь, что найдётся ещё горстка таких же максималистов, как я, сумасшедших на всю голову, и мы сможем сделать хоть что-нибудь…

– Возможно, и найдётся. В конце концов, вас даже в этой деревне уже трое – слабоумных, веселых и бесстрашных. Значит, в других местах тоже полно, нужно просто лучше искать… – Агнес спрятала улыбку за бурной деятельностью: сполоснула тарелку, бросила в тесто тмин и базилик, щедро насыпала соли – вся румяная, фея домашнего уюта, расслабленная и прекрасная в своей стихии.

– А где Софиа?

– Спит у Альберта, пошла утешать его после ухода Эмили и Карла.

– Хорошо, я понял. Вообще, я за ней заходил, но у тебя так красиво, ты настоящая волшебница, – Феликс рассмеялся. – Если ты не возражаешь, пойду домой. Не буду мешать тебе колдовать…

– Хорошо, только крикни Еву и близняшек, они хотели мне помочь украсить печенье, – Агнес улыбнулась, плотнее перевязывая лентой рыжий пучок на голове.

– Конечно, – Феликс вышел с кухни и, отряхнувшись от муки, прошёл дальше по скрипящим половицам.

В доме Софы никогда не было тихо. Если его брат и сестра, Бьорн и Хильда, были детьми молчаливыми, то Ева, Иде и Инга – настоящий ураган, буйство красок, эмоций, криков, ругани и веселья; самые обычные дети, на которых жизнь не оставила отпечатка горя или печали. Да и дом был под стать хозяйкам – скрипучий, слегка пошатывающийся при ударах ветра, стены раскрашены в самые странные цвета: желтые, зелёные, розовые. Девочки красили самостоятельно, ещё когда были совсем маленькими – хотели утешить вечно грустного отца, который возвращался с рыбалки с уловом, но без улыбки. На стенах видны отпечатки детских ладоней – крохотные близняшки не умели держать кисть, и помогали, чем могли.