Даниил Юлианов - Слишком живые звёзды

Алексе рассмеялся, и некоторые прохожие подняли головы, услышав смех какого-то сумасшедшего. В это время на радиостанциях пропал сигнал, и несколько секунд водители слушали только помехи.

Когда смех прекратился, сердце Петербурга вновь забилось ровно.

– Скоро ты обо мне узнаешь. Совсем скоро, и произойдёт это ночью. Мне нравится Петербург под луной.

***

– Давай поцелую.

Вика аккуратно прильнула губами к костяшкам его пальцев, и от одного этого соприкосновения всё внутри полыхнуло огнём. Егор закрыл глаза, чувствуя боль в те моменты, когда нежная кожа губ касалась плоти. Только недавно костяшки начали заживать, и теперь они вновь были избиты в кровь.

– Такими темпами ты себе руки отобьёшь.

Егор не ответил, решив промолчать. После драк всегда так: бушевавший в крови адреналин куда-то выветривается, эмоции бледнеют, и совсем неожиданно возвращается ясность ума – только после того, как чья-то челюсть выбита из суставов. Конечно, к этому букету прилагалась и боль – в случае поражения в драке, но последний раз Егор побили в седьмом классе, то есть три года назад. Туалет, раковина, плитка, голова, сотрясение мозга, перепуганная мама – тот день он запомнил хорошо, а потому не хотел вновь прочувствовать подобную боль.

Но вот драться Егор любил. Это было его страстью, и пусть он даже отдалённо не был знаком с единоборствами, уличные драки его кое-чему научили. Используй окружение – вот самое главное правило уличных драк. Не концентрируйся только на противнике, рассей своё внимание на окружение и думай. Как ни странно, в бою надо думать, и чем быстрее, тем лучше. Дедукцию никто не отменял.

– Не обижайся на меня, Егор, но ты больной. Я бы назвала тебя сумасшедшим, если б не любила.

Она отпрянула от его кулаков и взглянула в глаза.

Издалека, сквозь густую тишину доносилась музыка, исполняемая богом забытой кантри-группой, самому молодому участнику которой было 58 лет. Егор и Вика находились за кулисами небольшого ресторанчика, какие обычно открывают на окраине города. Они сидели на одной-единственной скамейке, укутанные тенью, которую лишь совсем немного разбавлял свет. Лучи прожекторов заглядывали сюда, но в целом уступали место полутьме. Но даже в ней Егор отчётливо видел яркие, безумно яркие рыжие волосы Вики.

О. эти огненные волосы!

Наверное, именно в них сначала влюбился Егор. Не в глаза, не в округлости тела, не в улыбку, а в первую очередь – в волосы. Казалось, их соткали из пламени и сам бог поцеловал их, подарив такую яркость. Стелились они чуть ли не до самой поясницы, прикрывая спину узором игривого огня. А светло-зелёные глаза и вовсе смотрелись в их обрамлении подобно двум ярким изумрудам, красивее которых на свете не было. Вика – единственный человек, перед которой Егор мог потеряться, не найтись с ответом. Её красота поражала, её харизма, проявляющаяся в улыбке, голосе, смехе, движениях рук, околдовывала.

Но цепляла Егора больше всего не красота, а…искренность, понимание того, что с ним Вика настоящая. Порой в изъянах кроется такая красота, какую не найдёшь в общепринятом идеале. Для многих Виктория Краева была самим воплощение красоты, но Егор видел в ней куда больше изъянов, чем остальные, и любил их сильнее. То, что после приёма душа она всегда рисует на запотевшем зеркале смайлик, что после секса она никогда не забывает почесать Егору волосы; то, как блестят её глаза, когда она начинает о чём-то страстно рассказывать, и как смешно она хрюкает, не в силах противостоять смеху – все эти мелочи Егор любил сильнее, чем красоту Вики, сразу бросающуюся в глаза. Потому что такие мелочи мог видеть только близкий, невероятно близкий человек. Именно искренность способна завоевать сердце – сексуальность и красота даже рядом не стоят. Искренность – вот тот ключик, открывающий самые прочные двери.

– Мне, конечно, приятно, но не мог бы ты перестать на меня так смотреть? Ты меня слишком заводишь, а нам ещё выступать.

Егор рассмеялся и, накрыв огненную макушку ладонью, поцеловал Вику в лобик. Губы её в этот момент расплылись в улыбке. Да, в улыбке тёплой, искренней, сияющей счастьем в полутьме за кулисами. До них двоих всё ещё доносилась музыка, но сейчас Вика слышала только биение сердца мужчины, что нежно её обнимал. Как это приятно – тонуть в объятиях сильных мужских рук, которые так жёстки с обидчиками, но так нежны с тобой! Ради таких моментов и хочется жить. Всё-таки любовь – это прекрасно. Особенно когда она разбавляется хорошим, горячим, приятным для обоих сексом.

А у Егора с этим проблем не было.

– Почему я больной, а? Из болезней у меня только хроническое отсутствие юмора.

– Чувства юмора, умник. – Вика освободилась от объятий и посмотрела на Егора. – Ты, правда, не понимаешь, о чём я?

Его яркие голубые глаза чуть ли не светились в темноте. Радужки переливались цветом поверхности моря в спокойное утро, когда на небе нет ни единого облачка. Часть русых волос чуть спадала на лоб, и почему-то взглянув именно на неё, Вика подумала: «Я люблю его. Я действительно люблю его». Егора природа тоже не обделила красотой, а уж со скулами и вовсе не церемонилась – контуры челюсти прямо сияли эстетикой. Его завораживающее лицо никак не вязалось с характером, что скрывался под голубыми радужками глаз. И только избитые в кровь костяшки пальцев показывали нутро.

Вика убрала упавшую на лоб Егору прядь русых волос и заговорила, старясь сохранять в своём голосе и мягкость, и жёсткость одновременно:

– Ты, конечно, преподал тому парню урок. Думаю, ты будешь ему сниться несколько ночей, а то и вовсе будешь казаться повсюду. Ты напугал его, Егор, но… – Вика взяла его ладони в свои. – Но ты напугал и меня.

Брови над голубыми глазами сошлись домиком. С большим трудом Вика подавила в себе желание улыбнуться (он так мило это делает!) и крепче схватила нить мысли, которая так и растворялась в радужках цвета чистого моря.

– Я давно хотела с тобой об этом поговорить, Егор, но всё никак не решалась. Ты…милый, ты не будешь злиться, если я скажу, что сейчас – лучший момент?

И к её удивлению Егор сделал нечто необычное. Вместо того, чтобы уйти от разговора или начать спорить, он с нежностью мужа провёл пальцами по ярким рыжим волосам. Медленно, очень медленно, но от касаний этих Вике сразу стало легче. Она ни на секунду не сомневалась в своей любви к Егору точно так же как и в его – к ней. Но всё же кое-что настораживало… Эти избитые в кровь костяшки, драки, крики – один сплошной ужас. Самое страшное заключалось в том, что этот ужас нравился Егору. Он жил им, а кожа на руках не успевала заживать. Будто внутри Егора жил монстр, насытить которого с каждым разом становилось всё труднее и труднее. И однажды этот монстр…