Даниил Юлианов - Слишком живые звёзды

И некоторым это подарило надежду.

Чайник достиг предела кипячения воды и издал характерный звук, после чего стал утихать. Его шум продолжал доноситься, когда на кухне – точнее, жалком подобии кухни, которую они еле-еле смогли обставить – включился свет, послышались шаги босых ног по дешёвому линолеуму, и через секунду открылась дверца жужжащего холодильника.

Владислав Боркуев стоял на кухне в одних семейных трусах, тупо пялясь в содержимое холодильника. Уже начавшийся зарождаться пивной живот был чуть выпучен вперёд, явно давая понять своему владельцу, что недалёк тот час, когда только ремень будет способен сдерживать нависшее пузо. Его широкие плечи и хорошие мышцы на руках напоминали о тренировках в молодости, хоть ему и было всего тридцать три. Вены, обволакивающие его руки, ясно говорили, что тело всё ещё в тонусе, но, продолжи он соревнования по количеству выпитого пива, мало что останется от его мышц и атлетического телосложения, восхищавшего всех девчонок в школе, когда он снимал с себя футболку.

Сейчас же его взгляд упёрся в орду различных йогуртов, расположившихся на средней полке – прямо напротив его усталых зелёных глаз, под которыми начали пролегать слабые тени недосыпа. Его тёмно-русые волосы плавно перетекали в густую бороду, в последнее время достававшую всё больше и больше. Таким взлохмаченным и неопрятным, как сейчас, он никогда в жизни не осмелился бы показаться перед своими учениками – подростками, твёрдо уверенными в том, что всё они знают и всё они контролируют.

На деле ни хрена никто ничего не контролирует. По крайней мере, Влад в это не верил.

Он закрыл холодильник, так ничего и не взяв. Вместо этого открыл верхнюю дверцу шкафчика, достал молотый кофе и небольшую сахарницу. Проявив навыки кулинарии, он насыпал в кружку смесь сахара и молотого кофе, залил это кипячёной водой, размешал всё добро, стараясь не греметь ложкой о стенки кружки, чтобы не разбудить спящую жену, и добавил холодное молоко, после чего вновь размешал полученное зелье. Кофе это назвать было тяжело, так как этот порошок, что он залил кипятком, мог сойти разве что за прах погибшего.

Эта мысль ужаснула его, но лишь на мгновение. Зная, что он здесь один, позволил себе улыбнуться, найдя эту мысль забавной и по-своему привлекательной.

Влад взял кружку с нарисованным на ней весёлым зайчонком и поставил её на скатерть стола, после чего вышел из кухни. Спустя некоторое время вернулся с небольшой стопкой тетрадей тех учеников, что соизволили сдать сочинения сразу, а не доносить их неделями, придумывая нелепые отговорки, как только он начинал на них давить. Положив стопку на другой край стола – как можно дальше от кружки, – Влад взял верхнюю тетрадь и, вооружившись красной ручкой, стал их проверять.

Пока он подвергал своей оценке работы учеников, он наливал кофе ещё два раза, успокаивая себя тем, что нашёл достойную замену пиву. С каждой проверенной тетрадью он всё больше разочаровывался в своих учениках и всё больше удостоверялся в примитивности содержания их сочинений. Оставив пару непроверенных тетрадей, встал из-за стола, сделал себе бутерброд с колбасой (мысленно наказав себе обязательно помыть руки), заварил чай с двумя пакетиками и добавил ложечку сахара. Размешав его и не вынимая пакетиков, Влад подошёл к окну – с бутербродом в одной руке, с кружкой чая – в другой, одетый лишь в одни семейные трусы.

Он смотрел на простирающееся внизу шоссе и уходящие вдаль жёлтые огни. Чем дальше располагались освещающие дорогу фонари, тем меньше становился интервал между маленькими жёлтыми огоньками. Они слились в одну солнечную линию, ползущую вдоль дороги, скрываясь вместе с ней за горизонтом. Влад откусил четверть бутерброда и, прожёвывая деяние своих кулинарных способностей, посмотрел на звёзды, сияние которых сегодня было не тусклым, как это бывает всегда, а невероятно ярким, манящим и сладостным. Блеск свободы и независимости был в этих звёздах, и, казалось, Влад влюбился в них . Влюбился и полюбил. Так, как не любил ни жену, ни мать, никого на свете. Лишь звёздам полностью открылось его сердце. И, сам того не замечая, он заулыбался. Заулыбался искренней, излучающей простую, ничем не прикрытую радость улыбкой счастливого человека.

Прикончив бутерброд и запив всё чаем, Влад последний раз взглянул на звёзды – такие близкие и далёкие одновременно, – помыл руки и, хорошенько вытерев их, снова сел за стол. Ему осталось проверить две тетради. Всего две тетради, а сон уже утаскивал его в свою кроватку и напевал убаюкивающую колыбельную, хоть он и выпил три чашки кофе. Читать и уж тем более анализировать ту чушь, что ученики написали в сочинениях (точнее, что их заставили написать), никак не представлялось возможным. У него уже просто не оставалось сил. И Влад уже решил отложить проверку этих двух тетрадей на завтра, когда взглянул на одну из них и прочитал на ней имя владельца: « Егор Верёвкин ». Что-то (что конкретно, Влад так и не понял) заставило повременить его со своим решением и заглянуть в тетрадь.

Он открыл её.

Она была исписана вся, от корки до корки. В спешке записать свои мысли парень перешёл на обложку, сокращая интервал между словами. Почерк его, по мере заполнения страниц, становился всё хуже и неразборчивее, уступая место скорости, нежели красоте и эстетике. Сочинение было огромным, и любой другой проверяющий, лишь взглянув на бесконечные потоки синих чернил, не задумываясь, поставил бы «два». Но Влад не был обычным проверяющим. Он многим отличался от таких, хоть и преподавал детям русский язык наравне с коллегами. В отличие от всех них (за исключением разве что старика Степана Арсеньевича) у Влада имелись мозги. И разум его не смогли промыть и запрограммировать, как сделали это со многими учителями, которые сейчас сами программируют мозги новому поколению.

И это выводило его из себя.

Он терпеть не мог систему образования своей страны – отупляющую, создающую глупых роботов, выполняющих одну и ту же работу и неспособных мыслить. И Влад даже не подозревал, как схожи его мысли с мыслями Егора Верёвкина, чью тетрадь он сейчас держал в руках.

Расходились их мнения лишь в одном, но всё равно продолжали течь в одном русле общих мыслей: Егор оценивал ситуацию со стороны ученика, Влад же – со стороны преподавателя.

Он взглянул на крупный заголовок сочинения и тихо засмеялся. Жирные, несколько раз обведённые буквы кричали со страницы: « ГРЁБАНОЕ СОЧИНЕНИЕ». Влад отложил тетрадь, подошёл к холодильнику и, так уж и быть, разрешил себе достать одну баночку пива. Открыв её и услышав приятное шипение, он удобно устроился на стуле и, предвкушая приятные минуты за чтением сочинения мыслящего ученика – а Влад давно заметил, что Егор относится к меньшинству тех людей, что ещё не разучились пользоваться своими мозгами, – взял его тетрадку. Он сделал небольшой глоток и ощутил приятную горечь во рту. По стенкам горла волной пробежал приятный холодок только что вынутого из холодильника напитка, и после долгого перерыва от алкоголя первый глоток подарил ему слабые помехи в голове и приятное, чуть расслабляющее состояние.