Денис Игумнов - Делирий

Налюбовавшись на еду, выхожу на улицу. Чуть дальше в пятиэтажке, около дороги, магазин "Вина Воды". Там на деревянных полках стоит алкоголь. Водка "Пшеничная" в прозрачных бутылках с вытянутым горлышком, Агдам, настойки с изображениями на этикетках – мельницы, скачущего кубанского казака, перца. Отдельно, в конце полки, приютилась батарея толстостенных бутылок Советского шампанского, правда, сухого, полусладкое закончилось. Рядом с игристым притаился ядрёный "Солнцедар", вино плодово-ягодное. Этикетки на них бумажные, кривовато наклеенные, преувеличенно отвлечённые, пробки на винных бутылках из белой плотной пластмассы, но вот содержание, можно не сомневаться, качественное, располагающее к запойному алкоголизму.

В винном отделе с утра пораньше толкаются преимущественно мужики в мятых пиджаках и рабочих робах, в кепках и без, опять же в диких шляпах разных фасонов. Сухой закон ещё не ввели и цены ласкают взгляд своей народной демократичностью. Самым дорогим напитком, исключая коньяки, является Шампанское, его стоимость приближается к семи полновесным, доперестроечным рублям, но и спрос на него невелик. В основном берут водку и красненькое.

Последнее место, куда я захожу – это булочная. Здесь народу нет, только пару ребятишек покупают дешёвые рогалики. Магазин оборудован на манер мини-маркета. На выходе из зала касса, а в торговом зале полки с хлебом и стеллажи с разными мучными продуктами – печеньем, хлебными палочками, воздушной кукурузой, московской картошкой. Хлеб заслуживает отдельного внимания. Один его запах может свести с ума. Маленький батон – шестнадцать копеек, нарезной – двадцать четыре, французский – двадцать восемь. Объеденье. А ещё есть рижский, бородинский, ржаной кирпичиком, булки, сочни. И всё свежайшее, вкуснейшее, выпеченное в старых печах на открытом огне.

Буря впечатлений закрутила меня: я всегда был падок на ароматы, а они преследовали меня, дарили непроходящее чувство дежавю. Хлебные запахи разбудили во мне те старые впечатления, протянули ко мне свои эмоциональные кабели и бесперебойно накачивали меня духом этого времени. Окончательно сразил меня, довёл до дрожания слёз умиления на ресницах, запах встретивший меня на улице. Неожиданно он вдарил по моим мозговым рецепторам, перевернул меня всего внутренне. Голова закружилась, пришлось, спускаясь по ступеням короткой лестницы на тротуар, взяться за перила. Аромат жжёного кофе, таким как я его представлял себе в детстве. Не совсем оно, но близко. С примесью подгорелой манной каши и ещё чего-то неуловимо приятного. Густой, яркий, неизвестно откуда идущий, плывущий в воздухе аромат. На меня накинулось всё, что происходило со мной тогда, то есть сейчас – огни, поступки, желания, грусть звёздного неба, будущие победы, влюблённость. Вот что представлял для меня запах жженого кофе. Хотя, скорее всего, этот аромат источал вовсе и не кофе, а исторгал из своих труб какой-нибудь промышленный объект. Но для меня аромат жжёного кофе от этого не становился хуже. Запах надежды лишь подтверждал мою правоту. Я здесь находился по праву, обладая опытом прожитых лет, мог подправить, показать, исправить. Я посмотрел на часы: около двенадцати, пора отправляться в школу.

Здание моей школы дизайна и времени сталинской эпохи, со статуями пионеров, с колоннами и лепнинами, пока не обветшало до той степени дряхлости, когда его через двенадцать лет отправят на слом. Четырёхэтажное, в скорлупе желтоватой штукатурки, оно походило на сумасшедший дом, коим оно, в сущности, и было. Период подросткового созревания сродни психическому заболеванию, а если учесть, что оно, это заболевание, не лечится никакими медикаментами, то его надо просто пережить, перетерпеть. Нахождение в одном месте более полутысячи неуравновешенных, агрессивных и порой сексуально озабоченных, находящихся в процессе активного строительства собственных «я» личностей грозило ежедневными инцидентами, неизменно связанными с насилием. В большей мере со скрытым насилием, с которым взрослые ничего не могли поделать и о большинстве фактов которого даже не догадывались.

Помню, мне в школе относительно везло: все эти душные инциденты в сортирах, раздевалках, закутках коридоров и подворотнях, проходили мимо. На меня попадали лишь брызги от общей разнузданности наших любимых хулиганов. Я старался держаться посередине коллектива класса и это мне неплохо удавалось. Не связывался с отморозками и обходил стороной опущенных. Моя компания была многочисленной и весёлой. В крайнем случае мы вместе могли постоять за себя, но для большого «жизненного» успеха этого было маловато.

Сегодня, здесь, в своём прошлом, сидя на лавочке под старыми тополями, я встречал самого себя. Я вернулся в прошлое, чтобы направить, рассказать, что надо делать, от чего держаться подальше и как превратить свою жизнь в сплошной подъём наверх к радости самореализации, духовному равновесию, мечте.

Прозвенел звонок, на улицу стали выходить школьники. Мальчики в тёмно-синей школьной форме с серебряными пуговицами в форме канцелярских печатей уменьшенного размера. Почти все носили красные пионерские галстуки. Девочки в коричневой форме, юбках, гольфах и белых фартуках. Геометрически выверенная красота. Старшеклассники одевались в форму более светлых тонов, и на лацканах их пиджаков виднелись огненные капли комсомольских значков. Совсем маленькие дети из начальных классов гордились своими октябрятскими значками. Самый громкий шум, как водится, генерили те, кто годами был младше.

Завернув за угол школы, старшие курили и гоготали, играя в стеночку с толстым неуклюжим мальчиком. Его, как футбольный мяч, толкали в разные стороны и отвешивали пендели и подзатыльники. На спортивной площадке перед школой друг за другом носились ученики младших классов. Весь этот детский бедлам освещало с трудом выбравшееся из-за плотных занавесей туч белёсое светило. Я с нарастающей тревогой наблюдал за ребятами, боясь упустить момент своего появления. Прошло минут десять, половина школьников вернулась в школу, другая половина, окончив на сегодня занятия, радостно побежала домой. Я маленький на этой перемене так и не появился. Пришлось терпеть ещё сорок пять минут до следующего звонка.

Вообще, до настоящих путешествий во времени, во всяком случае в прошлое, наука моего будущего настоящего ещё не дошла. Зато учёные научились открывать двери в другие измерения. И что примечательно, оказалось, что у нашего с вами мира существует бесконечное число двойников, с бесконечным, подчёркиваю, с бесконечным количеством отклонений на каждую элементарную частицу времени его бытия и с разной скоростью течения времени. Это означало то, например, что где-то ты стал ученым, изобретшим фотонный двигатель, а где-то ты безногий инвалид, просящий милостыню около чёрной церкви. Где-то ты сексуальный гигант, а где-то просто педик. Где-то тебе пять лет, а где-то ты уже умер. Также есть бесконечное число миров, где тебя просто нет. Звучит не очень правдоподобно, но так оно и есть.