Екатерина Соболь - Анима: Золотой стриж. Серебряный ястреб. Медная чайка

– Вы же и так поняли, что я свой, – растерялся Нил.

– Мы тоже знаем легенду о золотом стриже, нам ее нашептала земля. Он должен быть всемогущим. Покажи!

– Вот видишь, – тихо сказал Нил. Кадет сидел на песке, сцепив руки в замок: видимо, так он показывал, что в Тень лезть не пытается. – Не такие уж мы безалаберные. Они проверяют, что я не вру.

– Мы верим, что ты говоришь правду, – встряли цветы. – Просто хотим увидеть что-нибудь впечатляющее.

Кадет приподнял брови. «Я же говорил», – было написано у него на лице так явно, что Нил еле сдержал смешок.

– Ладно, сейчас, – сказал Нил и потер ладони одну о другую.

По ним размазалось золото – легко, без усилий. Он был совершенно спокоен: к чему бояться тех, кто способен вырастить кучу цветов и заставить их так смешно разговаривать? Но впечатления его способности не произвели.

– Так может любой! – возмутились цветы. – Ты просто показал, что у тебя есть анима.

Нил поджал губы. Там, откуда он пришел, этого хватило бы, чтобы у всех челюсть отвисла, но, видимо, золотой пыльцой тут никого не удивишь.

– Иметь полено и выпилить из него деревянного зайца – разные вещи, – назидательно прибавили цветы.

Монструм, осмелев, потянул к ним морду. Нос у него смешно задергался от запаха, но Кадет немедленно подтащил его обратно к себе. Нил задышал глубже, пытаясь сосредоточиться. В его мечтах к магии обычно прилагался добрый учитель, который объяснял, как ею пользоваться, но на деле приходилось барахтаться самому. Ладно, сумел же он вызвать дождь! Может, опять попытаться? Нил без большой надежды глянул в безоблачно-голубое небо и опустился на колени, касаясь ладонью покрытой цветами земли. В голову ему внезапно пришла идея – такая забавная и глупая, что он тут же решил попробовать. А кто сказал, что дождь непременно должен состоять из воды?

Цветок под его рукой был желтый, умильно пушистый, и Нил не стал его рвать, просто передал руке то, что чувствовал: надежду и робкую дрожащую радость от того, что встретил своих, – а потом сделал движение, как будто подбрасывает цветок вверх. В груди заныло: знакомое сосущее ощущение, словно из тебя вынимают кусок, а вслед за ним пришло то самое, огромное, что коснулось его сознания, когда он срывал с себя браслет и ломал купол, накрывающий Селение. Связь. Ты отдаешь часть магии миру вокруг, а он в ответ исполняет твое желание. Цветок упал на землю – точная копия того, который по-прежнему мирно рос у ног Нила, – а вслед за ним сверху посыпался ворох лепестков, разноцветных, нежных. Они касались запрокинутого лица Нила, щекотали короткий ежик волос, липли к одежде и оставались на поднятых вверх ладонях.

Живые цветы подняли головы вверх, глядя на падение своих собратьев, и на секунду это показалось Нилу довольно мрачной шуткой, но он выгнал все мысли, приглушил их, чтобы ничего не осталось, – только магия, которая течет сквозь тело. Нил приподнял руку, и лепестки закружились водоворотом, взметнулись вверх, не достигнув земли. Ветер носил их, как стаю крохотных птиц.

Ощущение было потрясающее: словно ему выламывают грудную клетку, только не больно, – просто оголенное, мучительно яркое касание, будто он напрямую соединился с миром вокруг. В золотых землях магия ощущалась куда сильнее, Нилу хотелось то ли паниковать, то ли кричать: «Ух ты!» С неба посыпалось сильнее, в груди резко екнуло, и Нил осел на колени. Это движение он осознал как-то запоздало – собственное тело казалось далеким и чужим, словно он переплелся с магией целиком.

Лепестки кружились в воздухе и подскакивали, за ними не разглядеть было озера, и Нил понял, что магия продолжает тянуть из него аниму, питается ею, а он не знает, как это прекратить, – запустил руку во внутреннее устройство мира, а она там застряла. Он так испугался, что страх прокатился по всем нервам белой вспышкой, и чувство связи тут же пропало. Нил с облегчением завалился вперед. Лепестки осыпались, и озеро теперь казалось бело-желтым, вода покачивалась, укрытая цветочным одеялом.

Нил с трудом повернул голову в сторону Кадета, не отрывая лба от земли. Тот, бледный до синевы, лихорадочно стряхивал с себя желтую пыльцу. Монструм лежал рядом, усыпанный лепестками, и мирно нюхал собственный бок. Лепестки на нем жухли и темнели прямо на глазах, будто их сунули в лед. Нил перевернулся на спину и рассмеялся от облегчения. Вот о таких деньках он и мечтал, лежа на своем тощем матрасе в Селении, пока вокруг сопела во сне его команда.

– О да, – сказал голос. – Расточительно, неумело, но просто ого-го.

Голос, как бы странно это ни звучало, больше не доносился из цветов, теперь он был сам по себе. Цветы, которые росли на песке, сложились обратно, свернули лепестки и листья и уползли под землю. Песок какое-то время шевелился, затем все стихло. Кадет озирался, готовый рвать врагов на клочки, но вокруг было пусто.

– Я просто разбудил настоящие цветы и подтянул их ближе к берегу, а теперь вернул обратно. А ты где взял лепестки? Видимо, оборвал какое-то поле? – сказал голос прямо у Нила над ухом. Тот подскочил. – Игрушки надо за собой убирать. Это же первое правило магии: ничему не вредить.

Воздух мягко вспыхнул золотом, и вот теперь Нил увидел. Над ним стоял, нависая, мальчик лет тринадцати. По сравнению с озлобленными, издерганными ребятами из Селения он казался поразительно ярким: белая кожа, ровные брови, удивленно распахнутые серые глаза. Пряди светлых волос торчали во все стороны под причудливыми углами, будто какие-то птицы собирались свить из них гнездо, но бросили эту затею на полдороге. Нил робко улыбнулся, думая, что вот такие дети, наверное, получаются у очень красивых родителей. Сам Нил был хилый и бледный, с волосами непонятного цвета и широким, как у лягушонка, ртом. Любоваться на себя было особо негде, но, насколько он мог оценить свое искаженное отражение в единственном блестящем предмете в Селении – обеденном котле, восхититься было нечем.

– Куда бы это убрать? – задумчиво протянул мальчик и обвел взглядом лепестки. Вокруг него по-прежнему блестела золотистая пыльца, от которой он казался уж совсем неземным. – Ладно, пустим на перегной.

Он сделал движение, словно вдавливал ладонью вниз что-то невидимое, и лепестки втянуло под землю и под воду.

– Я их ниоткуда не обрывал, – проблеял Нил, которому не хотелось выглядеть болваном и вредителем.

– Потому что даже не знаешь, что делаешь. Учиться и учиться, – фыркнул мальчик и ловким движением отвел что-то от лица.

Сияющая дымка исчезла, и теперь он стал куда больше похож на реального человека.

– Как же мы рады, что ты здесь! – Мальчик вдруг порывисто обнял Нила, приподнимая его с земли. – Я – Маг.

Нил не противился: от Мага пахло травяным мылом, чистой одеждой и чем-то приятным, напоминающим о доме. Вот только он понятия не имел, как представиться в ответ. В Селении имен никто не называл – либо номера, либо прозвища, и Нил не знал, что лучше: Игрок Шесть Четыре Пять Два или, как называли его в любой команде, куда он попадал, – Неудачник.