Евгения Сафонова - Карнавал лжи

…нет, нет, нет…

Юноша поднялся с дивана: осторожно, точно проверяя собственные ощущения. Ловким движением пальцев музыканта погасив огонь на ладони, шагнул к Таше.

– Кажется, – мягко сказал он, – всё-таки стоит называть меня Алексасом.

– Дядя Арон!

Амадэй, отстранённо созерцавший кухонную стену, повернул голову:

– Да, Лив?

Девочка сосредоточенно рисовала в своей книге для записей.

– А вы не можете с Ташей по зеркалу связаться? – спросила она, выводя цветным карандашом хвост огромного кота, походящего на колбаску с лапами.

– Таше не дали двустороннее зеркало, милая, – терпеливо растолковала госпожа Лиден, разливая чай. – Ты же знаешь, у нас в доме вообще нет зеркал.

– И зря! Почему у всех нормальных людей есть двусторонние зеркала, а у нас нет? Даже обычные из дома убрали, приходится перед чайником расчёсываться!

– Я уже говорил, Лив. – Арон устало закинул ногу на ногу, и кресло-качалка под ним шевельнулось, сплетая скрип деревянных ножек с потрескиванием огня в очаге. – С помощью зеркал мой брат может нам навредить.

Госпожа Лиден поставила перед Лив кружку, над которой поднимался ароматный малиновый дымок; попыталась погладить девочку по голове, но та, фыркнув, увернулась.

– С Ташей всё хорошо, милая, – проворковала старушка. – Не волнуйся.

– С ней-то хорошо, а Джеми она с собой увезла! – Лив с такой силой ткнула карандашом в бумагу, что та продырявилась. – Почему он её рыцарь, а не мой? Это нечестно!

– Маленькая ты ещё, чтоб рыцарей себе заводить. Пирожок будешь?

Лив открыла рот, дабы сказать «нет», но, поразмыслив, кивнула: любовь к сладкому пересилила жажду протеста.

Обеспечив названую внучку тарелкой брусничных пирожков, госпожа Лиден уселась за стол и откинула крышку ларца с вязанием.

– Чай пей, – наказала она Арону, сидевшему напротив. – Стынет.

Дэй послушно сжал чашку в ладонях, но пить не стал. Так и сидел, глядя на стену, точно связки сушёных яблок на ней были самым интересным, что он видел за одиннадцать веков своей жизни.

– Лив, милая, не хочешь пойти в свою комнату? – сказала госпожа Лиден, не отрывая взгляда от наполовину готового шарфа. Пальцы её орудовали крючком так ловко, будто жили собственной жизнью. – Что здесь сидеть – кухонька маленькая, тесная, мы, старики, над ухом бубним… Пирожки можешь с собой забрать.

– А в Ташину комнату можно?

– Можно. И спать можешь там, разрешаю.

Ликующе подпрыгнув, Лив сунула книгу под мышку, подхватила тарелку с кружкой – и была такова.

– Что тебя тревожит, Арон? – спросила летописица, когда шаги девочки стихли вдали.

– Я не знаю, правильно ли поступил.

– Ты говорил, Таше ничего не грозит.

– Говорил. – Амадэй задумчиво качнулся в кресле. Вздохнул, словно смакуя запахи малины и горящего дерева. – Лиар будет беречь её. От остального я её защитил… во всяком случае, на первое время, пока мы не поймём, что к чему. Но…

– Но? – произнесла старушка, когда пауза затянулась.

– Если что-то пойдёт не так, Таша даже не будет знать, с кем борется. Знать в полной мере.

– Что ты имеешь в виду?

Арон молчал.

Вывязав последнюю петлю в ряду и вытянув нить, госпожа Лиден отложила пряжу на стол и заглянула в лицо амадэя:

– Может, всё-таки скажешь, каким образом ты обезопасил законную наследницу престола Срединного королевства? Учитывая, что летом кеары видели её в обществе заговорщиков…

– Таша отругала бы меня за то, что ты так много знаешь, – усмехнулся тот, не отнимая взгляда от яблок, нанизанных на нитки золотистыми бусинами. – Забавно, но это была даже не моя идея. Я думал об этом… а предложила она.

– Что предложила?

– Таша – не наследница престола, конечно же. А ещё она, конечно, не оборотень. Росла она в Прадмунте, в доме семейства Фаргори, но мать её была лишь верной фрейлиной покойной принцессы. Или королевы, Таша сама толком не знает. И, конечно же, Мариэль тоже не была оборотнем. Однажды вечером Таша нашла мать при смерти, и та успела сообщить, что Таша – последняя представительница рода Морли, и Мариэль – не родная её мать. Впрочем, смерть пришла раньше, чем женщина успела сказать всё, что хотела, и тайна настоящего имени Мариэль… ведь в Прадмунте она жила под вымышленным… ушла вместе с ней в могилу.

– Беспроигрышный вариант, – кивнула старушка. – Тариш точно прихватил с собой в Адамант каких-нибудь родственников, которых вырезали Кровеснежной ночью.

– Сестру. Линдену. Норманы упоминали об этом, – уточнил Арон сухо, словно учитель, поправляющий ученика. – Дальнейшая история осталась почти без изменений. Таша кинулась в погоню, встретила меня, мы вместе выкрали её сестру, выяснили, что с ней играет злой маг крови…

– Дай-ка угадаю. Вы с Лиаром, конечно, не амадэи, а просто два брата, один из которых маг крови, а другой – целитель и чтец сознаний?

Арон кивнул.

– И с кеарами вы никогда не встречались… и с заговорщиками, естественно…

– Именно.

– А то, что её чуть не сожгли в Прадмунте как оборотня?

– Ложное обвинения дэя-фанатика.

– А что с Джеми и Алексасом?

– Бедные мальчики потеряли память. Они не помнят ничего до того момента, как мы нашли их на дороге без сознания… ничего, кроме своих имён. Их рыцарство по отношению к Таше – забавная игра.

– Это всё замечательно, но каким образом Таша умудрится пройти досмотр памяти и обмануть правдометры? Одно дело придумать ложную историю, а другое…

Госпожа Лиден смолкла.

Уставилась на амадэя так, будто только сейчас осознала, кто сидит на её кухне.

– Подожди-ка… только не говори мне, что…

– Она сама об этом попросила, – тихо произнёс Арон.

Лишь самый внимательный слушатель различил бы в интонации горечь сожаления.

Долгое время один треск огня спорил с шелестом вьюги за окном.

– Злой маг крови, – наконец вымолвила госпожа Лиден глухо. – Тоже мне… – Старушка криво улыбнулась. – Арон, о чём ты думал?

– О том, что изменить Ташину память и поставить блок в сознании Джеми и Алексаса – единственный способ обмануть кеаров, дознавателей и правдометры, – невыразительно проговорил тот. – И что Зрящий – единственный чтец, способный сделать это так, чтобы никто не заметил следов.

– Алексас? – Таша смотрела на своего рыцаря, пока сердце её стучало, казалось, на всю полутёмную комнату. – Ты… колдуешь? Но поче… где Джеми?

Он не ответил. Просто смотрел на неё спокойными глазами: не васильковыми, как у Джеми, не синими с золотом, как у Алексаса, – синими с серым, с выцветшей в них желтизной. Чем-то средним.

Это подтвердило её опасения очевиднее любых слов.

– Двоедушие… кончилось?