Антон Брюханцев - Завтра

2.3. Настоящее время. 29.08.2039 г.

Посреди сырой комнаты подвала старого детского садика, в полумраке, весь в крови и побоях, привязанным к стулу, сидел молодой русский парень. Детский садик «Синички» переоборудовали в тюрьму временного содержания для захваченных контрразведкой на пограничных с городом территориях нарушителей.

Лицо Артура, так звали этого парня, было трудно узнать – оно было изуродовано гематомами от побоев. В обычном же состоянии он был довольно симпатичен: брови домиком, грустные глаза, приятный овал лица, лёгкая лопоухость. Теперь его лицо было избито и под светом одинокой тусклой лампочки выглядел он ужасающе. Его поймали при попытке перенести за границу города продовольствие для повстанцев.

Офицер-истязатель – нервно курил. Он устал выбивать показания сегодня. Это был среднестатистической американской внешности, среднего возраста и среднего роста, допрашивал несколько сидящих рядом с Артуром повстанцев. Среди них был Клык. Он ни чем не выделялся из других повстанцев. Все были избиты и порезаны, но голова Клыка выглядела как огромный арбуз. Она налилась кровью от побоев – правый глаз заплыл, на лбу был продольный порез, под ногтями была запёкшаяся кровь.

Офицеру НАТО помогал русский по имени Сергей Шведов – коллаборант, высокий плотный, с кривым глупым лицом и родинкой на щеке. До вторжения он работал в полиции, обычным лейтенантом ППС, затем опером, в звании майора.

В этом же помещении находилась Диана – медсестра и по совместительству переводчик. Диана была красивая черноволосая но с голубыми глазами и смуглой кожей американка с мексиканскими кровями. Она стояла около решётчатой металлической двери, неподалёку с пытаемыми, чтобы вовремя оказать им помощь и не дать им умереть. Но повстанцы, не смотря на муки причиняемые им, молчали и не признавали свою подпольную диверсионную деятельность. Они были повстанцами все до одного.

– Кто из вас является офицером или командиром повстанцев? Участником подполья городских партизан? – спросил на русском языке с американским акцентом офицер контрразведки.

Никто не ответил на провокационный прямой вопрос. Клык не выдавал себя и остальных. Его, вместе со стулом, подняла и поставила Диана. Клык был очень исхудавшим. Он попал сюда пол года назад и молчал, ни смотря ни на какие применяемые к нему средства. Другие повстанцы также не думали признаваться в своей статусе и вине и тем более сдавать друзей по борьбе. Они все представлялись простыми работникам ферм на окраинах города, случайно забредшими в лес.

Артур был в целом мягким парнем, но он не был подготовлен противостоять пыткам и был близок к тому чтобы сдаться.

– Говорите! – рявкнул коллаборант Шведов и посмотрел на Артура. – С вами никто цацкаться не будет. Раз и готово.

Даже если бы Артур что-то и захотел сказать, он всё равно не знал имён с кем из повстанцев или партизан он сотрудничал. Всё происходило анонимно. Артур хотел подзаработать денег и до поры ему это удавалось безнаказанно делать.

Офицер перешёл на английский язык:

– Давайте уже поговорим! Мне этого очень не хочется, но мне придётся вас всех убить, если я не смогу добиться от вас какой либо информации. Прошу отнестись к этому с пониманием. Чтобы поверить вам, что вы простые, заблудившиеся местные жители, просто нашедшие на своём пути оружие, – с иронией в голосе произнёс офицер.

Диана перевела всё на русский язык без запинки.

Заключённые ни промолвили ни слова за всё время их присутствия. Их собирали раз в неделю вместе, чтобы казнить за отказ от сотрудничества на глазах товарищей одно их повстанцев. В обычное же время они содержались в одиночных комнатах-камерах сделанных из детсадовских помещений, только с прикрученными за место обычных металлическими дверями.

– Если вы будете с нами сотрудничать, то мы оставим в живых вас и ваши семьи. Если вы расскажете кем вы являетесь и расскажете всё что знаете, то мы дадим вам пищу и пощаду, – продолжал увещевать офицер, а Диана продолжала переводить.

Диана хорошо знала русский язык благодаря школе в США, в которой преподавали русский как дополнительный язык по выбору. Её нравился русский, сложный и витиеватый, как и россияне.

Диана сейчас, как и всегда, с трудом наблюдала сцены пыток. И приходила, хоть и была ругаема за это отцом, только к офицеру Джиму Кофилду, самому гуманному на её взгляд. Наместник требовал чтобы Диана была на всех допросах и истязаниях, зная о её симпатии к русским, пытаясь таким образом вытравить из неё любовь к этим людям. А на самом деле только укреплял её.

– Вот ты, – офицер подошёл к Артуру и ткнул его остриём ножа в горло. – Ты ещё молод и мог бы пожить, родить детей и жениться. Но ты выбираешь что? Умереть? Но Артур только посмотрел на офицера потухшим взглядом, затем перевёл взгляд на Диану.

Офицер отошёл к Клыку поднёс к его уху большой охотничий нож, отрезал ухо и съел его с поразительно спокойным видом. Клык молчаливо стерпел и потерял сознание. Коллаборант Сергей пнул Клыка и тот упал навзничь. Диана подбежала к Клыку и приложила к его уху марлевый тампон, останавливая кровь. Потом перебинтовала его голову. Остальные повстанцы сидели понурые и запытанные до полуобморочного состояния и уже не реагировали на такие вопиюще жестокие выходки Натовского офицера.

К решётке пыточной камеры подошёл конвой и доложил, что смотритель вызывает Артура Попова на беседу к себе. Офицер вытер лицо от крови и отдал Артура конвою. Его развязали и увели. Артур кричал и пытался сопротивляться из последних сил, но безуспешно.

Офицер приказал убить одного из повстанцев для острастки остальных. Но, пришедший в сознание Клык, просит офицера не убивать невиновного человека:

– Убейте лучше меня.

– Вот ты какой. А что если и тебя, и его?!

Прозвучал выстрел.

***

Пройдя по территории ограждённой колючей проволокой и вышками охраны, конвой, с еле несущим ноги Артуром, вошёл на второй этаж детского садика, окна которого заделаны решётками, а затем прошли в кабинет смотрителя лагеря временного содержания заключённых. Это «заведение» было похоже на тюрьму, но это был настоящий концентрационный лагерь. Заключённые содержались в нечеловеческих условиях – тысячи россиян разных национальностей влачили существование и умирали здесь от голода и пыток. И таких тюрем было шесть штук в разных частях города. Единственное, чего здесь не было, так это газовых камер и принудительных работ. Но и без этого трупов хватало. Они беспрерывно пополняли штабеля уже лежащих в больших рвах, засыпанных хлоркой товарищей.

Конвойные посадили Артура на такой же стул и также посреди комнаты, обставленной по-конторски скудно, но с большим обилием растений. Вообще одной из отличительных черт оккупантов была страсть к зелёным домашним насаждениям разного размера. Зелень была везде и много – в их домах, в кабинетах, коридорах и везде где только можно.