Галина Миньо - Стирающая память. Всё не бывает навсегда

– Вам просили передать это письмо. Но, прежде чем вы его прочтёте, наденьте эту мужскую одежду и не снимайте её до окончания нашего пути. – он показал жестом на край сундука, который, судя по всему, послужит ей постелью в этом путешествии. – С этого момента, – в голосе человека, к ещё не осознаваемой радости Досифеи, появились тёплые нотки, – ты, брат Досифей, мой личный летописец. Называй меня просто Александром, – он шумно выдохнул. – Мне нужно идти. Читай письмо и постарайся поспать.

Досифея дрожащими руками развязала шнур, обвивающий свиток, придвинула лампу и стала читать…

Телефонный звонок прервал удивительный сон. Выяснилось, что соседи-таки нажаловались хозяйке квартиры. Пришлось сонным голосом извиняться, обещать, что это больше не повторится. Никогда. Не волнуйтесь, так получилось. Я учту. В ответ телефон голосом хозяйки холодно сказал: «Хорошо». Вера потянулась, освободилась из халата и съехавшего на бок полотенца на голове. Волосы ещё не высохли, но голой под тёплым одеялом было уютно, сладко, тепло. Да! Этот сон. Будто наяву. Что же там в письме? Вера изо всех сил сомкнула веки и напрягла все мышцы тела. Начала считать, постепенно расслабляясь и погружаясь в сон, завладевший её любопытством.

«Досифея, дочь моя! Позволь мне тебя теперь так называть. С прискорбием сообщаю тебе о том, что мой сын, твой хозяин и муж, был храбрым воином. Он погиб на подступах к городу. Ты теперь свободна по законам Великой Империи. Также четверо детей моего сына, которых ты подарила нашему роду, тоже являются теперь свободными гражданами. Однако ты не сможешь распорядиться своей судьбой по-своему. Я забрал детей с собой. На город идёт неуправляемое войско Вителия. Эти люди не пощадят никого. Оставаться в городе не безопасно. Сделай всё так, как скажет тебе человек, который передал тебе это письмо. Его зовут Александр. Что бы не случилось в пути и как бы не сложилась твоя судьба в дальнейшем, я прошу тебя не бросать твои труды. Пожалуйста, переписывай все свитки, которые только найдёшь, любого содержания, записывай события, о которых услышишь, на всех языках, которые знаешь и просто копируй, если язык письма тебе не знаком. Александр тебе скажет куда и кому их передавать. Я ценю твои старания. Ты оказываешь неоценимую услугу Великой Науке. Я благодарен тебе, что ты выучила письму детей моего сына (да помогут ему Боги в его новом мире).

Досифея! Я знаю, что в чреве своём ты носишь дитя. Береги себя и этого ребёнка. Если родится девочка-назови её своим именем, а если мальчик – пусть будет Квинтус Корнелий Досифей. Так мне проще будет вас найти в случае каких-то обстоятельств. Всё в руках Великих Богов. Будем молиться. Надеюсь, мы увидимся очень скоро. Гурам».

«Вот это я начиталась моей любимой истории Древнего Рима! Таких реальных цветных снов мне ещё не доводилось видеть. Вот это да! Значит, я не ошиблась с выбором», – подумала Вера. Она посмотрела на часы. Можно ещё понежиться. Сегодня же воскресенье. Идти в институт не нужно. Но какое-то тревожное чувство заставило вскочить. Чтобы справиться с беспокойством, Вера выпила кружку сладкого чая с лимоном. В течение получаса квартира сверкала чистотой и свежестью. Ночная стирка легко развесилась на лоджии. С улицы веяло сыростью. Вера закрыла створку оконной рамы, протёрла пол на лоджии. Удивилась как это она так быстро управилась с уборкой и что это вообще на неё нашло. Она разделась, собираясь залезть под душ. В двери щёлкнул замок.

– Вера! Ты дома?

Вера выпрыгнула из ванны, второпях надевая халат, выглянула в коридор.

– Анна Васильевна? Здравствуйте. Что-то случилось? – дрогнувшим голосом спросила Вера. Внизу живота вдруг образовался тяжёлый холодный ком.

– Да вот, пришла полюбоваться на твои «художества». Это же надо, на вид такая скромница, а по ночам хулиганство сплошное, – из-за плеча хозяйки квартиры выглядывал с любопытством шкафа здоровенный детина.

Вера закрыла обратно дверь, завязала на узел пояс халата и решительно вышла в коридор. «Любопытный шкаф» уже выскочил из гостиной и обследовал спальную, хлопая мебельными дверцами и заглядывая за шторы. Грубо задев Веру, он обшарил кухню и, заглянув в туалет и ванную, прогудел:

– Анна Васильевна, всё чисто.

– Уже нет, – Вера сложила руки на груди, принимая вызов – вы натоптали грязными ботинками, перепугали меня до смерти. В чём дело?

Анна Васильевна опустилась на стул и уже примирительным тоном, честными глазами глядя куда-то в сторону, но не на Веру, проговорила, будто убеждая саму себя:

– Должна же была я проверить. Сигнал же поступил. Верочка, ты не обижайся. У меня здесь до тебя такое быдло попалось. Но ты должна понять…

– Ничего я вам не должна. – Вера позволила себе перебить вероломную хозяйку квартиры, – Я заплатила вам за полгода вперёд. Какие вопросы могут быть? Документы на аренду не предусматривали ваше внезапное вторжение. Вы хотите расторгнуть договор? Пожалуйста, – Вера сама удивилась насколько она чувствовала себя уверенно. Амбал как-то нелепо выскользнул за дверь.

– Не надо, – тихо проговорила Анна Васильевна. Всё в порядке.

– Ну тогда пойдёмте, я вас чаем, что ли, напою. Можете не разуваться. Ваш родственник уже нанёс мне уйму грязи. Так что не стесняйтесь.

Анна Васильевна молча сняла сапоги, повесила пальто на вешалку и прошла в кухню. Вдруг за спиной раздался голос:

– Анна Васильевна, ну вы идёте? – в коридор просунулась голова амбала.

Вера вернулась к входной двери, на ходу твёрдо произнесла: «Исчезни, дурак», толкнула ладошкой широченный лоб и захлопнула дверь. Грохот, щелчок, звук поворота задвижки, и стало тихо.

На территории стоянки археологической экспедиции прибавилось количество палаток. Раскоп выдавал всё новые сюрпризы. Руководитель экспедиции, Иван Ильич, фанат своего дела, воодушевившись находками, ждал помощников. В данный момент – в виде новоиспечённых студентов и реставраторов местного музея. Почти всё было готово для встречи. Дежурные по продовольствию даже подвезли с утра великолепные местные арбузы.

Шурик, студент философского факультета, полноватый парень с добродушной щербатой улыбкой, и аспирант исторического, Никита, заканчивали крепить тяжёлый брезентовый тент над длинным столом полевой столовой:

– Время линейно. Поэтому если не успел, то опоздал. Будешь о-поз-дун. И уже ничего не вернёшь.

– Разве? – с искренним сомнением спросил Шурик.

– Ха-ха-ха, – натягивая непослушный тент заржал Никита. Он потуже затянул крепление, – философы.

– Зря смеёшься. Тогда объясни, почему нас воспоминания заставляют заплакать, испугаться, улыбнуться? Причём с такими эмоциями будто всё происходит сейчас и со мной. Особенно интересно, что переживания не зависят от реальности. На книги и фильмы тоже так реагируем. Сам иногда психую.