Андреа Стюарт - Дочь костяных осколков

Как же я его в тот момент ненавидела! Ненавидела себя за потерянную память, ненавидела замки и ключи, без которых не могла их открыть.

Что может быть хуже? Отец удаляет меня и повышает Баяна до моего положения либо оставляет меня во дворце, чтобы я ему прислуживала?

Баян, может, и не умел читать по лицам, но смягчился.

– Ты подолгу бродишь по дворцу и забавляешься с конструкциями.

– Я не забавляюсь, а изучаю, – сказала я и сама услышала раздражение в своем голосе.

Баян поднял руки, как будто сдавался:

– Чем бы ты ни занималась, я видел, как ты это делаешь. Император видел. Я вернул бо́льшую часть воспоминаний, но не потому, что разговаривал с конструкциями, а потому, что медитировал и проводил много времени наедине с собой. Может, если бы ты выбрала этот путь… Если бы ты выходила во внутренний двор или к пруду либо просто подольше медитировала у себя в комнате, тогда и ты смогла бы вернуть свои воспоминания.

– И всего-то?

Хотелось бы, чтобы все было так просто.

Лицо Баяна – уверенный взгляд, приподнятые черные брови, губы сомкнуты, но не стиснуты. Я поняла, что он не испытывает ко мне ненависти, хотя мог бы и даже должен был меня ненавидеть.

Когда у меня будет больше ключей – после того, как я их украду, – мне не составит труда его подставить, если отец меня поймает. Из Баяна выйдет плохой император, он слишком похож на отца – тоже увлечен тайнами и любит экспериментировать с магией.

Конструкции высшего уровня – Чиновник, Торговец, Воин и Лазутчик – помогали отцу править, но он все больше полагался на них, а сам продолжал заниматься своими мистическими проектами.

– Да, может, стоит попробовать, – сказала я.

Баян улыбнулся. Я нахмурилась, потому что ждала подвоха или еще чего похуже.

– Баян! Лин!

Голос отца эхом прокатился по коридору. Он кашлянул в рукав и, прихрамывая, пошел в нашу сторону.

У меня в груди словно огонь разгорелся, и жар поднялся к самой шее. Какая же я идиотка! Стояла и обменивалась колкостями с Баяном, а отец тем временем покончил со своей вечерней рутиной. Надо было убраться подальше, пока Баян меня не застукал.

Баян расставил ловушку?

Судя по его лицу, он был удивлен не меньше меня.

Посох отца с набалдашником в форме головы феникса стучал по полу, тапки шаркали еле слышно.

В одном из моих ранних воспоминаний я болела и, проснувшись, увидела ступни отца: они были все в окровавленных бинтах.

– Это был несчастный случай, – прохрипел он тогда, причем таким тоном, который исключал дальнейшие вопросы.

– Что вы делаете перед моей комнатой? – спросил отец, когда наконец добрел до нас.

Щепка, которую я использовала, чтобы не дать двери закрыться, оттягивала карман. У меня горели кончики ушей. Я приказала им стать холодными – холодными, как снег на горных вершинах. Старалась не смотреть отцу в глаза и ждала, что первым ответит Баян. Если бы я посмотрела отцу в глаза, он бы все прочитал по моему лицу и сразу бы понял, что я натворила.

Баян не отвечал. Молчание затягивалось. Оно все тянулось и тянулось…

Я собралась с духом:

– Баян сказал, что откроет мне секрет библиотеки.

На большее у меня фантазии не хватило.

Отец с Баяном одновременно набрали в грудь воздуха, чтобы заговорить, но тут кто-то тихонько постучал в окно в конце коридора. На подоконнике появилась рука, потом вторая, за ними третья и четвертая. Илит, главная из конструкций Лазутчик, забиралась в окно.

Я не знала, на каком именно из плавучих островов отец нашел чудовище, которое послужило образцом для создания Лазутчиков, но точно не хотела бы туда наведаться. Конструкция была очень похожа на паука, коричневого и блестящего; когда она становилась в стойку, то высотой была мне по грудь. Ее паучьи лапы заканчивались человеческими кистями, а брюхо украшало старушечье лицо. Я хотела отвернуться, но в который раз поймала себя на том, что не могу оторвать от Илит глаз и, хотя мурашки бегают по спине, слежу за каждым ее движением. Была в этом чудовище какая-то непостижимая для человека красота.

– Владыка… – глухим голосом, словно через несколько слоев паутины, обратилась к отцу Илит. В одной из передних лап она держала пергаментный свиток. – Я получила сообщение с быстрейшего корабля. Случилось бедствие.

Отец переключил внимание с меня и Баяна на Илит и, опершись на посох, взял протянутый ею свиток.

– Бедствие? Безосколочное меньшинство напало на очередной остров? Обрушилась какая-то шахта?

– Нет, мой господин, – просипела Илит, – это остров Голова Оленя. Он затонул.

Ранами не просто повлияла на жизнь Фалу – она ее изменила, причем настолько, что Фалу отказывалась в это верить. В такие моменты, как этот, она не могла ни на чем сосредоточиться, ее отвлекали мысли о Ранами.

Взмокшие от пота волосы прилипли к шее, рука с мечом опустилась, но Фалу крепче сжала рукоять и стиснула зубы. Будь у нее выбор: нырнуть в Бескрайнее море или проиграть Титусу, она бы без раздумий выбрала первое. Они были одного возраста, одного роста и веса, но мастерство должно было обеспечить ей победу. Если бы она не отвлекалась. Титус сделал выпад и, если бы она не успела блокировать удар, рубанул бы ее по оплечью лат.

Титус улыбнулся с видом близкого к победе воина:

– О, Фалу, ты сегодня сама не своя. Очередная любовная ссора?

Фалу скривилась – избитая шутка. Пару лет назад она часто приходила на их спарринги не в настроении, и Титус мягко упрекал ее за то, что она, как он любил выражаться, «заводила интрижки с половиной острова». И если бы Фалу была честна с собой, она бы признала, что это недалеко от правды. Она постоянно флиртовала с женщинами, причем как знатного, так и низкого происхождения. Но потом Фалу встретила Ранами, и обычное пылкое влечение переросло в чувство, которое дарило тепло и уверенность в этой жизни.

Но спустя какое-то время они, конечно, поругались.

Титус пробил ее оборону и ударил по ноге. Фалу отпрыгнула, но с опозданием и зашипела от боли – теперь точно синяк останется. Она сорвала с головы шлем и вдохнула сквозь зубы. Воздух после утреннего проливного дождя был таким влажным, что у Фалу появилось чувство, будто она тонет прямо на суше. Да, возможно, она еще не была готова к тому, чтобы нырнуть в Бескрайнее море.

Титус помрачнел и опустил меч.

– Тебя что-то беспокоит. Только не говори, что порвала с Ранами. Она – лучшее, что случалось в твоей жизни.

Фалу, стараясь размять ушибленную ногу, захромала по мощеному двору.

– Нет, мы все еще вместе. Просто я… я иногда не понимаю женщин.

Титус поперхнулся от смеха: