Яцек Пекара - Меч ангелов

Я сошел с его руки, и он расплакался, прижимая ладонь к груди.

– Скотина! Ты мне пальцы сломал! – всхлипнул.

– Алоис Пимке, не так ли? – повторил я вопрос.

– Да, да, Пимке, сукин ты сын! Чего от меня хочешь? Что я тебе, денег должен?

Я присел подле него на корточки, а он постарался вжаться меж бочками, плотно поставленными у стены. Ясное дело, это ему не слишком удалось.

– Алоис, давай договоримся, – сказал я спокойно. – Я стану задавать вопросы, а ты станешь на них отвечать, стараясь одновременно не оскорблять Господа богохульствами. Если не будешь выполнять эти правила, я сломаю тебе вторую руку. А потом займусь другими деликатными частями твоего тела. Если же будешь вежлив, выйдешь отсюда и залечишь раны вином. Ты меня понял?

Он всматривался в меня расширившимися от страха глазами – и молча, но потом резко кивнул. Забавно, но мне показалось, что его страх достиг предела, когда я попросил его не оскорблять Господа. Может, в нетрезвой голове замаячила наконец-то догадка о том, с кем он, собственно, разговаривает?

– Хорошо, что мы начали друг друга понимать, – сказал я сердечно. – Хотелось бы еще, чтобы ты отвечал на мои вопросы согласно с истиной, поскольку, заметь, что и Писание устами святого Иоанна в мудрости своей гласит: «Для меня нет большей радости, как слышать, что дети мои ходят в истине» [3] 3-е Иоанна, 1:4. . Верно?

– Да-да-да, – прохрипел он.

– Знаешь некоего Йоханна Швиммера?

– Знаю, господин, но какое ж это знание, мы просто иногда…

– Хватит! – Я поднял ладонь, а он уставился на нее с искаженным от страха лицом. – Наводнение может быть настолько же несносным, как и засуха, драгоценнейший Алоис.

По глуповатому выражению на его лице я понял, что он не уразумел и не оценил моей легкой, забавной и весьма уместной метафоры.

– Не говори много, просто отвечай на вопросы – коротко. Понял? Прекрасно! Сколько Швиммер дал тебе за помощь в похищении Илоны Лойбе?

– Нет! – воскликнул он – и вот теперь был напуган по-настоящему. – Это не я, господин, жизнью деток клянусь!

– А сколько их у тебя?

– Трое, господин, трое да еще и женка хворая… – Он прервал себя, поскольку наверняка вспомнил, что я говорил насчет чрезмерного говорения.

Забавно, у них всегда трое деток. Что это, неужто магия какая-то?

– Мне сломать тебе вторую руку? – спросил я.

– Нет, господин, молю, я не похищал той девушки, Бог мне свидетель. – Слезы на его щеках мешались с кровью и стекали по подбородку. Выглядел он жалко.

– Странно, – проговорил я задумчиво. – А мне говорили, что ты был одним из двух мужчин, которые побили охранников и забрали девушку.

– Нет, господин, о нет, это был не я! Чтобы я кого-то побил? Вы ж гляньте, как сами сумели со мной справиться – нисколько не напрягаясь…

Не укрылось от меня, что, несмотря на свое положение, он был способен находить разумные аргументы в свою пользу, а значит, обладал должной проворностью разума (или все же мощным чувством самосохранения?). Конечно, я с самого начала был почти уверен, что с похищением он не имеет ничего общего. И радовался, что первое впечатление меня не обмануло: Пимке не походил на похитителя.

– Говорили, что тебя хорошо рассмотрели, – все же сказал я, чтобы на него надавить, а он снова разрыдался и забормотал что-то неясное сквозь прижатые к лицу ладони.

– Но если не ты – то кто тогда? – спросил я. – Я вполне мог бы тебе поверить, – добавил я, будто размышляя, – но мне нужно найти истинных виновников. Слушай, Алоис, твой приятель обвиняется в ереси. Следует ли мне отправить тебя в подземелья Инквизиториума и подвергнуть официальному допросу – или ты предпочел бы поговорить со мной по душам здесь и сейчас?

– О Господи Боже мой! – застонал он. – Йонни – еретик? Вы ошибаетесь, господин…

– Обвиняешь меня во лжи? – процедил я с ядовитой сладостью в голосе.

– Нет, господин, Богом клянусь… – меж пальцев его текла кровь, смешанная с соплями. – Может, и был, может, и был, откуда ж мне знать…

– Ты ведь знаешь, кто с ним был, верно?

– Нет! Ничего не знаю!

– Алоис, ты ведь помнишь, что Мудрая Книга гласит: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня» [4] Мтф., 10:37. ? Неужели ты не хочешь рассказать мне всю правду о человеке, которого, как утверждаешь, едва знаешь? Или так мало значит для тебя Господь Бог всемогущий?

Он повалился мне в ноги, обнимая стопы, и уткнулся в сапоги.

– Отпустите меня, господин, невиновен я… – забормотал.

Я вырвался из его хватки и отступил на шаг. Когда же он поднял голову, я пнул его носком сапога в верхнюю губу и сломал носовой хрящ. Он завыл и схватился за лицо. Отполз снова под бочки, рыдая и причитая.

– Мне не нравится причинять тебе боль, но вижу, что мне придется всерьез взяться за работу.

– Не-е-ет!!! Господи, не-ет!

Я присел рядом и крепко прихватил его за плечо:

– Смотри на меня, Алоис! – приказал ему твердо. – И помолчи! – Я ударил его ладонями по ушам.

Он втянул с болезненным всхлипом воздух и замолчал.

– Я разговариваю с тобой здесь и сейчас только потому, что все говорят: ты человек честный и достойный уважения. Но я всегда могу взять тебя в подвалы Инквизиториума. А знаешь ты, что происходит с телом человека, когда его рвут раскаленными до красноты щипцами? А видел ты машинку для ломания костей, которая действует столь хитро, что кровь выдавливается вместе с костным мозгом? А знаешь, как танцует человек, поставленный на раскаленное железо?

– Прошу-у-у-у… – выдавил он из себя.

– Не позволяй мне сделать это, Алоис. Не вынуждай причинять тебе боль, – произнес я голосом предельно ласковым. – Кто был со Швиммером?

– Може-ет, его-о бра-а-атья-а-а, но я-а-а не зна-а-аю-у-у…

– Братья? Какие еще братья? Откуда взялись в Хезе?

– Из их села-а-а…

– Как называется? Только не пытайся меня обмануть, Алоис.

– Как-то оно… почти вспо-о-омнил…

Я видел, что он правда старается вспомнить, но ошеломлен страхом и болью, поэтому я решил дать ему минутку передышки. Отошел в сторону и присел на крышку забитого гвоздями сундука.

– Вспоминай, – сказал спокойно. – Получишь пару грошиков на вино – и забудешь обо всем этом. Спокойно, Алоис, у нас полно времени… Швиммер рассказывал тебе о своем селе?

– Да, господин. Как-то, кажется, Зитен, или Зиттард, или Зайнен. Как-то так…

– А какой город там неподалеку?

– Готтинген, господин! – выкрикнул он. Вскинул ко мне покрытое кровью лицо – и сейчас на лице этом проступила радость. – Господом Богом… Готтинген! Говорил, что на ярмарку туда ездил.

Ну это уже было что-то. Готтинген лежал в пяти-шести днях дороги от Хеза и был крупным торговым городом. Была у него своя крепость, и, насколько я помнил, находилось там одно из локальных отделений Инквизиториума. Принимая во внимание это, а также факт, что сельцо Швиммера звалось как-то на «З» и что родственники Швиммера владели мельницей, уже можно было попытаться найти место его рождения.