Джонатан Френч - Реальные ублюдки

Блажка двинулась было вперед, чувствуя, как ее воображаемая жажда мести воплощается в явь.

Но путь ей преградил меч: лезвие плашмя ударило ее по животу.

– Ай!

Кипя от негодования, она остановилась. Блас убрал клинок, но не сводил с нее бдительного взгляда. Блажка чувствовала его у себя на виске. Стиснув зубы, она наблюдала за жестоким действом, пока конюха не позвали заняться чем-то другим, оставив Муро дальше сидеть над своей задачей. Но мальчик бросил ее, как только хозяин скрылся из виду, и подобрался к Блажке.

– Серый блюдень? – спросил Муро, указывая на нее пальцем.

– Да, – ответила ему Блажка. – Ублюдок.

– Как Опес. Медеди и горы!

Блажка улыбнулась.

– Как Овес.

– Он здесь?

– Нет. Прости, но я скажу ему, что ты…

– А ну за дело, придурок! – крикнул Блас, грозно занося руку.

Муро дернулся, хотя ни его уму, ни телу не хватило бы скорости, чтобы избежать кулака. Но Блас его не ударил. Вместо этого хорошенько толкнул.

– Живо!

Удрученный, Муро повернулся и направился обратно к своему стулу.

Блажка с отвращением глянула на Бласа. Будь здесь Овес, он превратил бы этого злобного негодяя в кашу. А может, и нет – ведь конюх к этому времени был бы уже переломлен пополам, а увидев это, никто не посмел бы больше прикоснуться к Муро. Овес уже давно хотел забрать мальчика из кастили. Но горькая правда заключалась в том, что если не считать грубого обращения, здесь Муро было лучше. Кастиль окружали прочные стены, и здесь хватало еды. Отрадная не обладала ни первым, ни вторым.

Глянув через плечо, Блажка с удовольствием отметила, что ее стражи щурились от солнца и истекали потом от удушающего зноя, который стоял во дворе. Их лошадей уже давно увели в конюшни, но для них подобное укрытие было недоступно: они следили за Блажкой, а мысль предоставить полукровке хоть какие-нибудь удобства не могла даже прийти хиляку в голову. Но полукровки могли находиться на солнце часами. Они ведь жили в пустошах.

Пока они стояли, выжидая и обжигаясь солнцем, вся кастиль суетилась вокруг. Конюхи сновали в конюшню и обратно, одни вели лошадей, другие – носили корм или воду. Гарнизонные патрули регулярно проходили мимо, и глаза каждого из мужчин смотрели на Блажку со смесью любопытства и презрения. Мальчишки-пажи и девочки-служанки тоже бегали по двору, стараясь не замечать полукровки.

Рамон и его люди объявились у ворот еще до рассвета. Кавалеро поспешили скрыться в казармах, предоставив пленницу Бласу и его разведчикам. Теперь же солнце было в зените, а ей никто даже не предложил воды. Это могло бы привести в бешенство, не будь столь очевидным. Бермудо пытался смягчить ее голодом и жаждой. Но в этом не было необходимости. Она позволила им отобрать оружие, стерпела кандалы, которые надели ей на руки. Свина увели неведомо куда, хотя тот и сопротивлялся – повалил троих с ног, одному сломал запястье.

Один из разведчиков у нее за спиной раздраженно ругнулся на жару. Блас предостерегающе зыркнул на него, но подавить недовольство не мог.

– Когда эту щелку уведут и нам не нужно будет за ней смотреть?

Вслед за этим раздались возгласы одобрения, но Блас сохранял молчание.

Ответ прибыл вместе с кавалеро, который подошел к ним пешком. Кривоногий и бородатый, он остановился перед разведчиками и, оглядев их, рассмеялся, потешаясь над какой-то понятной только ему самому шуткой. Вид он имел неотесанный, что было характерно для кавалеро, населявших теперь кастиль. Но что не было характерно – это кистень, заткнутый у него за пояс. Это оружие обычно не использовалось королевской кавалерией, потому что требовало сочетания грубой силы и холодного мастерства. Оценив мужчину, Блажка решила, что он вполне отвечал своему выбору оружия.

Сняв шлем, кавалеро демонстративно пригладил взмокшие волосы, после чего растянул губы в широкой улыбке и низко поклонился – последнее вышло неловко из-за ржавого нагрудника. У него не было одного из передних зубов, и зиявшая на его месте черная брешь вступала в резкий контраст с жемчужной белизной его уцелевших собратьев.

– Я кавалеро Мането, – объявил он задорно. – Капитан велел мне привести тебя к нему.

Опустив шлем на сгиб руки, он с нарочитым изяществом указал на путь, откуда только что явился.

Звякнув цепями у колен, Блажка прошагала мимо кавалеро и его вытянутой руки. Мането двинулся за ней, поравнявшись слева и надев шлем. Несмотря на кривизну ног, он был равного с Блажкой роста, чем большинство мужчин похвастаться не могли. Отклонившись немного на ходу, он с ухмылкой уставился на ее зад.

– Магритта благословенная, а ты не из этих наглых полукровок! – воскликнул он с уважением. Вся напускная аристократичность исчезла из его голоса, сменившись влажной улыбкой. – Я бы огласил тебя самой хорошенькой грязнокожей сучкой в королевстве, но тогда я оказался бы вруном, ведь ты не грязная полукровка, так ведь? Нет, клянусь липким бельем всех целомудренных жрецов Галицы, эта спелая плоть зелена, как старая мята, однако готов поспорить, она не отвечает своему виду и пряна на вкус.

– Вообще-то она ядовита, – ответила Блажка. – Типа змеиной. Люди, которые ее трогают, потом долго не живут.

Мането искренне хихикнул. Затем, подмигнув, указал пальцем на ее рот.

– Вот смотри! Даже нижние клыки еле видны. Я бы сказал, что папка твой был человеком, но ни один хилячный еще не порождал такого серо-зеленого оттенка, уж нет! И ты не чертова троекровная. Те-то обычно чернее негра. Дай признаюсь, девка. Я бы отдал свое жалованье за четверть года на службе у короля, чтобы ты у меня отсосала. Полукровки мне этого никогда не делали, я слишком боюсь зубов.

– Страх – полезная штука в Уделье. Особенно когда имеешь дело с полукровками.

Он снова захихикал.

– Точно, я тут не первый срок служу, далеко не первый. Но поставлю все содержимое своего кошелька – весь остаток после того, как заплачу за твой ротик, – что он будет последний.

– Я бы сказала, это верняк. – Блажка ухмыльнулась. – Я как раз подумала, что ты скоро умрешь.

Мането хохотнул – радостнее, чем следовало бы. Он высмеивал угрозу, воспринимая все в шутку.

– Тогда за полгода.

Блажка огляделась вокруг. Мането просиял, снова явив щербатую улыбку.

К похотливым мужчинам она привыкла уже давно. Черт, она прожила среди них всю жизнь. Она знала, что у них на уме, и считала, что даже понимает их. Но этот был другим. Пошлый злодей был лишь очередной маской, как тот учтивец, которого он изображал парой мгновений ранее. И как в случае с тем обличьем, Мането хотел, чтобы она видела его насквозь. Предлагая заплатить, когда знал, что она в цепях, он дразнил ее – как оскорблениями, так и неприкрытостью своего лицедейства.