Блейк Крауч - Вперед

За последние дни, проведенные вместе, профессор рассказал ей так много об орхидеях. На самом деле только о них он и говорил. О Vanilla planifolia , которую большинство людей знают просто как ваниль. О Bulbophyllum nocturnum , цветущей только ночью. О Platystele jungermannioides , чьи цветки имеют в поперечнике всего два миллиметра. Орхидеи – самое большое семейство цветковых растений на Земле, и профессор рассказывал обо всем этом, словно умоляя Саманту слушать, словно это должно было спасти ей жизнь.

Двадцать пять тысяч видов орхидей, и перечень далеко не полный. Мир никогда не перестанет дарить нам все новые орхидеи. А во вселенной никогда не иссякнут новые открытия.

Последний год Саманта провела, зарывшись с головой в крошечные земные растения: корни, цепляющиеся за почву, мельчайшие волоски, покрывающие стебли, цветные прожилки на лепестках. Семена, которые невозможно разглядеть без микроскопа. Но все упростилось, когда она оторвалась от земли, сидя на борту вертолета. Отдельные снежинки растворились в огромной белой массе замерзшей земли с редкими черными точками опустевших строений. Свирепые волны превратились в ровную темно-синюю гладь океана.

Скоро Земля взорвется, сойдет с орбиты, и все это сгорит и превратится в пепел. Скоро чистое голубое небо затянется сплошной пеленой пыли и обломков, и все в этом мире, что делает его прекрасным – рыбы с разноцветной чешуей, насекомые с переливающимися крылышками, писк белок и глубокие вздохи китов, молодые листья, все еще свернутые и бледные, земля, богатая перегноем, – все это исчезнет.

Но пока что все это еще есть. А Саманта всегда любила осень.

Автор международной серии-бестселлера «Дивергент». Также ее перу принадлежит дилогия в жанре космической фантастики «Вырежи знак». Вероника родилась в пригороде Чикаго, училась писательскому мастерству в Северо-Западном университете. Сейчас она живет в Чикаго с мужем и собакой.

Blake Crouch

Summer Frost © 2019

Двадцать минут назад у меня на глазах она средь бела дня угнала «Мазерати» от отеля «Фейрмонт». И вот я следую за ней, пропустив вперед три машины, и вижу лишь золотистые волосы, рассыпавшиеся по высокому сиденью кабриолета, и отражение солнцезащитных очков-«консервов» в зеркале заднего вида.

Светофор зажигается зеленым.

Я трогаюсь вместе с потоком машин и проезжаю перекресток Пресидио-паркуэй и Марина-бульвар, мимо Дворца изящных искусств, чья ротонда плавно удаляется в боковом зеркале.

Мы добираемся до северного конца Пресидио, преодолеваем тоннель и турникеты, и вот я карабкаюсь по крутому подъему к первой оранжевой башне моста. Сегодня утром тумана нет, небо над искрящимся заливом такое голубое, что кажется ненастоящим. Если не считать нескольких символических ориентиров, белый город в зеркале заднего вида абсолютно не похож на тот, который я знаю.

Прикоснувшись к «Дождевой капле», закрепленной сзади на мочке левого уха, я говорю:

– Брайан, ты меня слышишь?

– Прекрасно слышу, Райли.

– Я снова засекла ее у «Фейрмонта».

– Куда она направляется?

– На север, как мы и предполагали.

– Возвращается домой.

В голосе Брайана звучит облегчение. Я испытываю то же чувство. Раз она решила ехать на север, это указывает на то, что мы были правы. Возможно, наш замысел сработает. При мысли о том, что должно произойти, я ощущаю дрожь возбуждения. Проехав под второй башней, я начинаю пологий спуск в округ Марин, по старой дороге.

Ближе к вечеру я нахожусь к северу от Сан-Франциско на пустынной полосе шоссе номер 1. Ее я не вижу, она где-то в миле впереди, но меня это нисколько не беспокоит. Я точно знаю, куда она едет.

Джип закладывает крутой поворот, и я крепче сжимаю рулевое колесо. Защитного ограждения сбоку нет, малейшая ошибка – и я устремлюсь по крутому склону к серо-стальному морю. Это было чистым безумием – разрешать ездить по такой дороге.

Лучи противотуманных фар вспарывают дымку.

Становится холоднее, лобовое стекло запотевает.

Вдалеке появляются ворота на въезде. Моросит дождь, с колючей проволоки, кольцами натянутой над идущим вдоль дороги двенадцатифутовым забором, срываются капли воды.

Я останавливаюсь перед телефонной будкой у кованых чугунных ворот. На досках из красного дерева, образующих арку над воротами, затейливыми буквами выжжено название поместья: «Летний мороз».

Я набираю цифровой код; ворота поднимаются. Въехав на однополосную асфальтовую дорожку, я оказываюсь в лесу идеально расставленных призрачных сосен.

Через четверть мили я выезжаю из деревьев и вижу дом на вершине скалы. Построенный из камня и стекла, он опасно примостился на площадке, выступающей в море, своей архитектурой вызывая в памяти красоту японского храма.

Я останавливаюсь на круговой дорожке рядом с угнанным «Мазерати» и глушу двигатель.

Туман рассеивается – по крайней мере на какое-то время.

Крыша кабриолета опущена, кожаный салон мокрый от дождя.

Холодный ветер приносит запах влажной хвои, эвкалиптов и слабый привкус дыма, струящегося из двух труб в противоположных концах обширного здания, похожего на пагоду. Всё… почти в порядке.

Я снова прикасаюсь к «Дождевой капле».

– Я на месте.

– Где она?

– Полагаю, в доме.

– Пожалуйста, будь осторожна.

Я прохожу под нависающим карнизом к каменным ступеням и поднимаюсь к входной двери, украшенной морскими стеклышками, сияющими в льющемся изнутри свете.

Толкнув дверь, я с колотящимся сердцем шагаю в дом. Прямо передо мной красивая лестница, которая поднимается в сердце дома, соединяя все три этажа. Рядом рукотворный водопад, проливающийся на камни в бассейне, а воздух пытается намекнуть на ароматы сандалового дерева, ванили и застарелого табачного дыма, но удается ему это не в полной мере. Повсюду темная кожа и еще более темное дерево. Каменные скульптуры, на вид более древние, чем само время. Я замечаю напротив, над письменным столом эпохи Людовика XIV, гравюру Эшера [3] Эшер, Мауриц Корнелис (1898–1972) – нидерландский художник-график. Известен прежде всего своими концептуальными литографиями и гравюрами, в которых он мастерски исследовал пластические аспекты понятий бесконечности и симметрии, а также особенности психологического восприятия сложных трехмерных объектов. (Здесь и далее прим. переводчика.) , которую прежде не видел.