Григорий Григорян - Сиракана. Книга 1. Семеро

Каждый удар, каждый, направленный рукой мага, огненный шар находил лишь пустоту. А магический щит самого архонта то и дело отражал быстрые, короткие и слабые заряды чужой магии, посланные из самых неожиданных мест. Неведомый противник словно дразнил его, снова и снова провоцируя на новый удар. Презрение постепенно уступило место раздражению, а затем и злости.

– С кем ты, по-твоему, имеешь дело, выскочка, с деревенским колдуном?! – пробормотал Гильярмо сквозь зубы.

Архонт проделал рукой сложный пасс и провел ею перед лицом. Время явственно замедлилось. Воздух перед ним плотно сгустился и в следующую секунду на песке перед магом материализовались два витала [7] Виталы или "нюхачи" – насекомообразные обитатели эфирного плана, находящегося возле Сапфирового полуострова. Относятся к так называемой группе инсектоидов. Внешне напоминают крупных бескрылых кузнечиков. Их связь с Эфиром настолько сильна, что они буквально существуют за счет его воздуха и почти не приспособлены для существования в иной среде. Будучи вызванными на материальный план, они чисто инстинктивно начинают искать источник энергии, способный помочь им "дышать". , сразу же начав вынюхивать в ночном воздухе следы чужой магии. Сначала медленно, потом все быстрее, "нюхачи" начали передвигаться по песку, периодически издавая звуки, похожие на стрекотание насекомых.

– Посмотрим, имперец, как ты справишься с этим! – негромко произнес Гильярмо. Виталы почувствуют магию, ее биение в воздухе, ее малейшие эманации, а почувствовав, поглотят ее, пожрут вместе с магом, который ее использует, как бы тщательно тот не скрывался…

Но почему они все еще тупо вертятся на месте?! Нет, они, конечно, чувствуют исходящую от него мощную ауру, но напасть не посмеют – этому прямо препятствует связавшее их заклинание. Но тогда возможно… Сделав правой рукой очередной пасс, Гильярмо резко взмахнул ею в воздухе. На окружавшее его пространство словно обрушился мощный кузнечный молот. Вздыбившись, песок вокруг мага буквально взлетел вверх, опав лишь через секунду. Если рядом и был кто-то невидимый, его должно было попросту расплющить в лепешку.

Оба витала внезапно повернули к нему головы. Фасеточные глаза взглянули прямо на архонта, а затем оба существа синхронно бросились прямо к нему. От удивления он не успел вовремя среагировать… Позвоночник пронзила острая боль и, опустив глаза, Гильярмо с удивлением увидел торчащее из груди вороненое лезвие острого кинжала. Вместе с тем он почувствовал, как по венам растекается какая-то странная жидкость. Яд путал мысли, не давал сосредоточиться, а тем более – сотворить даже простейшее заклинание.

Но, несмотря на это, приближение смерти сделало рассудок невероятно ясным, и Гильярмо осознал, что имперский асассин, видимо хорошо знакомый с тактикой противника, действовал четко и методично, тщательно взвешивая каждый свой шаг. Для начала, он аккуратно избавился от охраны, а затем атаковал саму цель. Мелкие удары должны были взбесить Гильярмо и вывести его из себя. Непробиваемый щит, которым он так гордился, вытягивал энергию из него самого, постепенно истощаясь. Использование остальных заклинаний лишь ускорило процесс. Затем, дезориентировав виталов (например, сохраняя невидимость, просто побегав вокруг них кругами), имперец подобрался совсем близко и, наконец, нанес удар.

"Мага определяет не сила, а ум", – часто говорили Гильярмо арилорские наставники. Архонт усмехнулся окровавленными губами. Золотое правило, которое, похоже, в совершенстве сумел освоить тессаригский император, а затем и обучить ему самых преданных из своих слуг.

Убийца резко выдернул нож и в следующий миг растворился среди пустынных теней. Лишившись поддерживающих их пребывание в этом мире сил, виталы растворились в воздухе, а тело Гильярмо мертвым грузом упало на равнодушный песок.

Теодорус бросил в рот очередную виноградину, с улыбкой наблюдая за танцовщицей.

Гюльшах была хороша.

На молодом лице танцовщицы двумя сапфирами сияли огромные глаза, словно у испуганной лани. Тысячи черных косичек, украшенных серебряными блестками, опускались на смуглые плечи и в стремительном танце красивого тела извивались, словно тысячи змей. Наместник улыбнулся девушке и получил улыбку в ответ.

Народ любит его и великого императора. Улыбка Теодоруса стала горькой.

Народу, вообще, немного нужно для любви.

Прибыв сюда после захвата города с отрядом улан, Теодорус, согласно императорскому указу, поспешил занять дворец погибшего при захвате принца Хамада и немедленно приступил к своим обязанностям. И одним из первых чувств, посетивших его здесь, было удивление.

Наслышанный о сказочном богатстве кайлатских султанов, Теодорус, несомненно, понимавший силу (а порой и важность) преувеличений, ожидал увидеть здесь некое подобие цивилизации, обнаружив вместо этого голод, разруху и доведенное поборами до полускотского состояния население.

Удивление, притом, вызывала не столько жестокость бывшего правителя, сколько его невероятная тупость.

Нет, можно, конечно, понять, что любая война требует серьезных расходов, что, в свою очередь, приводит к повышению налогов. Однако, изучив документы бывшего казначея, Теодорус со смешанными чувствами покачал головой.

В то время, как Кайлата на всех фронтах проигрывала войну империи, а под самым носом у нее находились недобитые после Вторжения эфирные твари, султан с сыночком не только выжимали из людей все соки, но и вовсю растранжиривали средства на дворцы, пирушки и новых наложниц.

С другой стороны – это означало, что его работа здесь резко упрощается…

Теодорус Сареота был выходцем из низов. Сын сапожника и торговки виноградом – он очень быстро обнаружил в себе деловую жилку. Он брался за любую работу и почти сразу в ней преуспевал, будь то чистка сапог или зазывание покупателей на рынке. Он рано научился читать и писать, а главное – считать и, зачастую, умудрялся добыть деньги буквально отовсюду.

Жизнь в городских трущобах Валанары никак нельзя было назвать благоустроенной. Во времена правления Великого Совета разруха и коррупция расцветали там пышным цветом. Наемники ватаны, исполняющие обязанности дворцовых стражников и бойцы Имперской Стражи делали ровно то, за что им платили, то есть охраняли членов совета и высокопоставленных нобилей, на всех остальных им было глубоко наплевать.

Вымогательство, нападения на улицах, грабежи – все это было обычным делом в "столице мира". А городская стража существовала постольку поскольку. Теодорус терпел все это со смирением обычного человека, не желающего выделяться из толпы.