Катерина Райдер - Исцели меня. Часть первая

– Истории… Я люблю хорошие истории. Когда живёшь слишком долго тебя мало что способно удивить, – блондин отставил в сторону бокал красного вина, скользнув по нему тоскливым взглядом, а после посмотрел на незваную гостью, что сидела напротив в изысканном кресле времён Людовика XIV.

Он был до неприличия красив. Высокий рост, фарфоровая кожа, неестественно серые, почти стеклянные, глаза в обрамлении сизых ресниц. Аристократические черты лица выдавали в нём англичанина, но слишком мягкое произношение, с лёгким оттенком французского акцента, оставляло тонкий намёк на принадлежность к парижской знати. Волосы острижены не слишком коротко. Аккуратно зачёсанные назад, они позволяли, в полной мере, насладиться безукоризненной внешностью мужчины, которому на вид было не более тридцати пяти, хотя, на самом деле, в десятки раз больше. Во взгляде его не читалось презрение к существу столь хрупкому как человек. Напротив, он смотрел на брюнетку с нескрываемым восхищением. Её смелость казалась ему безрассудной, но, в то же время, выделяла собеседницу из тысячи женщин встречаемых на его чрезмерно долгом жизненном пути.

– У тебя есть для меня история? – улыбка коснулась его губ, загадочная, опасная, заставляющая чувствовать себя беззащитным.

– Не думаю, что моя история заслуживает Вашего времени, Бальтазар. Со всем уважением, но и у меня его не так много, – ответила девушка слишком бесстрастно, что натолкнуло собеседника на мысль о неискренности.

– Ты боишься меня, – заключил бессмертный, всё так же очаровательно улыбаясь, – но, считаешь слабостью открыто говорить о своих страхах, ведь так?

– Я много чего боюсь, – без тени притворства ответила гостья. – И не считаю это слабостью, напротив, страх мотивирует меня на свершения. Ведь в отличие от Вас, у меня нет вечности, дабы тянуть с принятием решений слишком долго.

– И всё же, думаю, у нас обоих найдётся пара часов для твоей истории. И если она мне понравится, я даю слово, что сделаю то, о чём ты меня просишь.

Бессмертный опёрся локтями о край письменного стола, сцепив пальцы в замок на уровне собственных губ. Он смотрел на гостью безотрывно, не моргая. От него не исходило агрессии, но, в каждом обертоне голоса, в каждом движении, вздохе, совершаемом по привычке, чувствовалась угроза. И всё же, она была готова рискнуть, ведь на этот раз у неё и, правда, не было выбора.

– Что же, – утвердительно кивнув, брюнетка удобнее устроилась в кресле, осознавая, что разговор предстоит долгий, – с чего мне начать?

– Ну, – по-кошачьи протянул бессмертный, – это же твоя история и только тебе решать, откуда именно она берёт своё начало. Ответь только прежде, у неё будет хороший конец?

Девушка на мгновенье задумалась, остановив, ставший вдруг отсутствующим, взгляд на (бесспорно) подлиннике Моне позади хозяина особняка.

Он видел – воспоминания, которые, по его собственной прихоти, были вытащены из недр памяти смертной, терзали её душу раскалёнными плетями, отражаясь в глазах чайного цвета болью утраты. Бессмысленно отрицать – людские эмоции, в особенности причиняющие страдания, зажигали в его окаменевшем сердце тусклые, похожие на мерцание светлячков, искорки жизни. Он любил созерцать боль и любил её причинять, муки смертных завораживали и пленяли пуще горячей крови в их же венах. Бальтазар славился среди себе подобных особой страстью к пыткам, его считали одним из самых безжалостных князей тёмного мира, но, вместе с тем, и самым справедливым.

Вампир терпеливо ждал, хотя внутри вскипали любопытство и голод… Но, если с последним бессмертный, в силу своего возраста, справлялся с лёгкостью, то подавить жажду познаний, пусть и не открывающих для него новых истин, было не просто.

– Мисс Крофт?.. – спустя несколько секунд сладострастно прошептал бессмертный, слегка нависнув над столом, – Вы уверены, что хотите именно этого?

Брюнетка встрепенулась, дёрнув плечами, как при лёгком ознобе, точно случайно задремала, а от вкрадчивого голоса мужчины пришла в себя. Заглянув в «хрустальные» глаза собеседника, девушка безмолвно кивнула. Глубокий вдох, почти беззвучный выдох.

– Моя история начинается плохо, затем всё становится ещё хуже… Но как она закончится, зависит только от вас, Монсеньор.

Около четырёх лет назад. Феникс, штат Аризона

Семнадцать…

Вы помните то время, когда Вам было семнадцать или около того? Мир такой необъятный. Планов на двести жизней вперёд, но, кажется, что времени предостаточно и всё успеется в срок. Каждая неудача глобальна. Любое достижение незначительно. Наставления родителей безмерно утомляют. Советы новомодных блогеров не подлежат сомнению. Если вражда, то до последнего вздоха. Если любовь, то одна и на всю жизнь. В семнадцать перед нами открыты все двери. Мы молоды. Амбициозны. Наверняка знаем, чего хотим или создаём видимость сего, дабы взрослые не лезли к нам со своими советами – им ведь нас не понять. Голова забита вечеринками, распродажей в «H&M», шоппингом, новинками кинопроката, акцией в «Старбакс», выбором цвета и фасона выпускного платья, мальчишкой, сидящим через парту от тебя, «историей» малознакомой девчонки в инстаграм, которую ты поклялась вечно ненавидеть ради душевного равновесия подруги. И знаете, это нормально! Так и должно быть, и так было… до определённого момента, пока одно единственное слово не разрушило всё, отобрав у меня законно принадлежащие глупости семнадцатилетнего возраста – развод.

Всё началось с того, что однажды, вернувшись домой, я не обнаружила там отца, как и большую часть его вещей. Мама толком ничего не говорила, она лишь плакала, плакала, плакала, изредка запираясь в ванной и шушукаясь с кем-то по телефону. Затем приходила ко мне в комнату, замирала в дверях, пыталась путано что-то объяснить. Но, раз за разом, теряясь в бессвязной череде абсурдных аргументов, сводила свой монолог к совершенно не ободрительному «всё будет хорошо», после чего, захлёбываясь извинениями, снова впадала в бесконтрольные рыдания.

В полном неведении прошло пара дней. А когда папа заехал забрать остатки своих архитекторских проектов, родители объявили, что разводятся. Данная новость, точно гром среди ясного неба, перевернула мой мир с ног на голову. Я никак не могла осознать случившееся! Когда именно произошёл раскол? А самое главное – как я это пропустила? Мама и папа всегда олицетворяли для меня образец прочных, истинных чувств. К тому моменту, как я пошла в выпускной класс, они были вместе уже порядка двадцати лет, а со стороны выглядели точно подростки в разгар романтических ухаживаний.