Баир Жамбалов - Империя мечты

Довелось ему тогда увидеть этого, не только оседлавшего разнузданного коня наглости, но и самого приспешника сатаны, воплощения самого исчадия ада, друга всех чертей преисподней, да и только, вот этого неистового, но гордого потомка самого величайшего завоевателя в истории, которую знает белый свет. А дочь сама, добровольно, тем самым избавляя эту трусливую аристократию от горя, отправлялась с ним в земли неизвестности, навстречу неведомой судьбе. А чем лучше сын своего отца? Такая же кровь дьявола. Все они – нанголы такого же теста, как и их хан.

Что случилось с ней, с её несравненной и дорогой Даннэт, с её маленькой девочкой там, на чужбине. В любом проходящем по реке времени даже в возрасте зрелой мадам, дочь для отца всегда будет маленькой девочкой, которую он целовал в лоб, крепко спящую в колыбели. Вот остались мгновения и он увидит своего внука, такого же воинственного представителя преисподней, с такой же наглой рожей, как у того, что потребовал в священных землях кранков невесту для своего сына. Но всё-таки внук. Ждать осталось недолго.

Согласно этикету или нет, но в тронном зале оказались две его дочери. Звал ли он их сюда? Однако, нет. Ладно, его дражайшая супруга, королева Кранции, страдающая вспышками неуемного любопытства, но дочери…, и они туда же. Можно ожидать этого от младшенькой, любимой доченьки Ламилии, недавно отметившей шеснадцатое лето, но Алиния? Ей тоже не терпится посмотреть, взглянуть на экзотику, как считают все эти уж чересчур болтливые аристократки Кранции.

– А что, они, вот эти узкоглазые нанголы, все как до одного уроды? – бойко спрашивала принцесса Ламилия.

– Да как сказать. Конечно, ничего такого хорошего в них нету, – отвечал он, вспомнив ту, действительно, истинную рожу разбойника, а иначе и назвать нельзя было тогда того нангольского хана, деда вот этого молодого хана, ради которого собрались как никогда, ведомые тем же любопытством, все приспешники двора.

Дуи Второй обратил взор свой немного вбок. Неподалёку от неё восседала неподвижно старшая дочь принцесса Алиния. По её невозмутимому, но прекрасному лику невозможно было что-либо прочитать. Но знал, ещё как знал он свою дочь. И это же любопытство привело её сюда. Но она сосредоточенно молчит. Не по годам мудра. Так все говорят. И радостно от этого на душе. В надёжных руках будет его трон, а ведь всего восемнадцатую весну встретила она.

А тем временем протрубили позывные, возвещая в данном случае о прибытии иностранного посла, но в данном случае вот этого молодого хана. У дверей глашатай в данном случае, согласно церемониалу, провозгласил без всякого длинного перечня титулов, званий и всего прочего, что может быть только приложимо, доходчиво, просто и коротко: «Хан Аурик!»

В тронный зал уже входили…, но видать случилась там, у дверей какая-то заминка и глашатай снова пытался было что-то огласить своим уж очень зычным голосом, порой закладывающим уши, провозгласить ещё что-то, на что Дуи Второй только и махнул рукой – мол, заткни свою горластую пасть. «Эх, дикари с Востока, зайти-то нормально не могут. Всё спешат, спешат. И дед этого хана такой же был нетерпеливый. Разбойник, да разбойник. Больше и добавить нечего», – такие мысли и разгулялись в голове короля.

В зал входил хан и с ним свита в количестве шести человек, напоминавших обличьем своим скорее, да точно воинов, чем каких-то вельмож из аристократии или ещё кого-либо из круга дипломатов, от которых только и веет какой-либо утончённостью, как вуаль, прикрывающая любое лукавство да хитрость. Но вот такая обязательно присущая деталь в этой свите, да и в самом хане, отсутствовала напрочь. Никакого такого налёта, одна лишь грубость,

Впереди свиты выступал он сам, такого среднего роста, плотный, крепкий, но вот ноги его были немного кривые. Вот встали. Но какая наглая осанка у этого хана и воинственный образ. Точно как дед.

– Да уж, ничего хорошего, – будто не громким, но всё же звучным смехом фыркнула в рукав Ламилия, нарушив вот эту тишину любопытства, так внезапно воцарившуюся в тронном зале.

И было ей от чего. Но стоило ли? На них смотрел суровый воин, лицо которого украшал во всю длину правой щеки багровый шрам, и без того подчёркивавший такой разбойничий, пиратский вид, да и только, от которого так и веяло войной, и ещё раз войной, но не каким-нибудь миролюбием, а этикет удалился подавно, дабы не отяготить себя присутствием.

Опять же искоса он взглянул на свою старшую дочь. Какова же её реакция на всё это? Но опять, же, на прекрасный лик её не легла даже и тень какого-либо впечатления, эмоции. Всё та же бесстрастность и спокойствие царили там бал.

«Молодец, доченька!Ну, настоящая королева!» – в душе восхитился старшей дочерью Дуи Второй. Но, не мог он, не обратить внимание и на старого философа, учёного в одном лице. «Вот тебе и внук», – какое-то злорадство посетило его думы. Было отчего, было, потому как учёный этот, так и смотрел ошарашенно на этого воина (само воплощение отменной грубости подбавленного наглостью, и ещё раз наглостью), на котором не было какого-либо налёта просвещённости, и просто элементарной культуры. Ох, дикарь с Востока!

Тем временем нангольский воин-переводчик неспешно, также самым наглывм видом принялся исполнять свою работу. Этот хан, стоящий впереди делегации, вид ореолом разбойника, уже начинал без всякого на то этикета (да и не было его никогда, давно убежал) говорить громко и отчётливо на своём грубом языке (далеко не кранцозский язык, так ласкающий слух) своё выступление, которое оказалось коротким и, конечно же, лишённым всякой речевой величавости. А воин-переводчик переводил, приводя всех в какое-то замешательство:

– Я командир чёрной гвардии Джэндэ!

Вот как! Но не преминул заметить Дуи Второй лёгкое движение кардинала Шелье, но особенно герцога Ронтанского. Ох-хо!

Лишь недавно, с появлением порохового оружия, в данном случае мушкета, он, король, создавал свою личную структуру, которую выделил из всей армии. То ли в ответ, то ли ещё зачем, но кардинал, персона священного круга, создал свою команду, которую так и назвал «гвардия кардинала». Но ему-то это зачем? Хотя, кроется за всем этим грязная рука герцога Ронтанского. И вот теперь, перед ним, этот, по всему видать, очень наглый нангол объявляет себя командиром «чёрной гвардии».

– А где же он сам, этот молодой хан? – прорезал тишину голос короля, смешанный любопытством, но и непреклонной твёрдостью одновременно.

Тем временем этот наглый нангол повернулся вполоборота, указывая на дверь. Воин-переводчик переводил его слова, отдававшиеся каменным, но глухим звуком в тишине:

– Мой хан Аурик – властелин мастерства!