Ирина Котова - Королевская кровь. Темное наследие

А через некоторое время почувствовала, как у нее горячо и влажно между бедер.

Алина, кое-как разогнувшись, нацепила очки, включила ночник и уставилась на свои пальцы.

На них была кровь.

Она лихорадочно стянула с себя пижамные штаны, стала осматриваться: где могла пораниться? Было очень страшно. И только через несколько минут принцесса сообразила, в чем дело. Пометалась по комнате, накинула халат и понеслась мимо неспящих гвардейцев в Маринину комнату.

В гостиной сестры на нее лениво тявкнул Бобби, и Алинка тихо прошла в спальню. Марина спала, прижав кулачки к шее, и очень стыдно было ее будить, но надо же что-то делать!

– Мариш, – отчаянно прошептала Алинка, – Марин! Проснись!

– А? – Марина открыла глаза, недоуменно уставилась на Алинку. – Ребенок, ты чего? Кошмар приснился? Забирайся ко мне под бок, только дай доспать, умоляю.

– Да нет! – волнуясь, выпалила Алина. – Марина, мне помощь нужна! У меня это, к-кажется, цикл начался!

– Ну поздравляю, – сонно сказала сестра и села, включая ночник. Волосы ее торчали во все стороны, и одета она была в коротенькую маечку и шортики. – Теперь ты совсем большая. Ликбез нужен? Ну, почему все это происходит и какие процессы запускает в организме?

– Я об этом в пять лет прочитала, – проворчала Алина.

– Ну тогда чего ты паникуешь? Регулы – это не страшно, Алиш.

Марина зевнула и потянулась.

– О, у тебя новая татуировка? – заинтересованно спросила Алинка. Марина смущенно прикрылась рукой.

– Потом покажу. Еще воспалена немного. Ты зачем разбудила-то меня? Я, конечно, польщена, что первой узнала о такой новости…

Алина покраснела.

– Мне бы чего-то, Марин… Я ведь не разбираюсь, и нет у меня!

Марина некоторое время, что-то соображая, смотрела на нее. Потом взгляд ее просветлел, и она потрясла головой.

– Сестра у тебя – дуреха, – сказала она с чувством. – Пойдем, проведу инструктаж. Живот болит?

– Болит, – буркнула Алина.

Марина наклонилась, порылась в тумбочке.

– Вот тебе обезболивающее. Проходи в ванную, девушка. Буду тебя учить страшным женским премудростям. А потом, – она взглянула на часы, – постараемся все-таки поспать. Еще два часа точно есть. А ты привыкай быть взрослой, ребенок, – она хмыкнула и потрепала Алинку по голове. – Хотя какой ты теперь ребенок, раз ты уже своих детей иметь можешь.

После всех треволнений пятая принцесса не пошла к себе. Растянулась рядом с сестрой, укуталась в теплое одеяло – боль в животе отпустила, и заснула она почти мгновенно.

И снилось ей, что рядом – солнце, и она, маленькая, голодная и холодная, протягивает к нему руки, чтобы вобрать этот свет, согреться, – и лучи мягко впитываются в кожу, делая принцессу легкой и счастливой. От света этого щекотно в животе и радостно на душе. Она пьет и пьет его – и внутри, откуда-то из древних глубин подсознания поднимается понимание, что нельзя больше. Хватит. И еще мамин голос: «Алина, нельзя жадничать! Ты же принцесса Рудлог!»

И она пристыженно отходит от солнышка. Внутри нее теперь тоже горячо и тепло, и она смотрит на свой живот и понимает, что в ней есть свое солнце. И она всегда может согреться им.

Алина недовольно повернулась к сестре спиной, накрылась с головой и засопела. Ее голод лениво ворчал, затихая, и, кажется, тоже задремал где-то внутри. Больше она его не ощущала.

С утра пятая принцесса подскочила бодрой, как воробушек весной. Рядом потягивалась Марина. Сонно улыбнулась сестре.

– Полегчало?

– Ага. – Алинка включила свет, потянулась к очкам, надела их – и вокруг все странно поплыло. Сняла, с возмущением оглядела линзы, потерла их рукавом. Снова надела.

Марина врубила радио – сразу ударило по ушам ритмами, понеслась бойкая музыка – и, подтанцовывая, подошла к зеркалу расчесаться. Открыла большие золотые часы – Алина в ступоре четко увидела и мелкие камешки в них, и стрелки, показывающие половину седьмого. Марина хмыкнула и нарочито небрежно швырнула их в ящик стола. И только потом заметила, что младшая сестра застыла у выключателя с очками в руках, и губы у нее дрожат.

– Алиш, ты чего? – испуганно спросила третья принцесса. Подошла, заглянула в глаза, уверенно взяла за руку, отсчитывая пульс. – Болит что-то? Помощь нужна? Ты только в обморок не падай!

– Марин, – слабо и жалобно сказала Алинка, – я вижу без очков. Я, честное слово, всё вижу!

Она дернулась в сторону, подбежала к окну и уставилась в парк.

– Далеко вижу, хоть и темно! – возбужденно крикнула она и повернулась, поднесла к лицу руку. – И близко!!! Марина!!!

И расплакалась. Эмоции захлестывали неожиданно ярко, хотелось и плакать, и смеяться одновременно.

– Чудесный ты ребенок, – чуть ворчливо и радостно проговорила старшая сестра. Алинка всхлипывала и вертелась вокруг себя – рассматривала все вокруг. – А рыдать-то зачем? Это же счастье! Хотя понятно, гормоны. Добро пожаловать в трудный женский мир неустойчивой психики, Алиш.

Алинка улыбнулась сквозь слезы, махнула рукой:

– Ну чего ты ворчишь?

– Это я от радости. – Старшая сестра подошла, чтобы обнять. – Интересно, это на тебя начало цикла подействовало? Не припомню, чтобы у кого-то из семьи такое бывало. Эх… мне бы подобный подарочек в компенсацию за страдания. Проснулась в тринадцать, а у меня не только сыпь на лице, но и грудь выросла за ночь. Или хотя бы ноги.

Алина хихикнула, уткнувшись сестре в плечо, затем отстранилась и очень серьезно заверила:

– Ты очень красивая, Марин, ты просто не представляешь, какая красивая.

– И ты, красноносая моя. – Третья Рудлог легко щелкнула Алинку по оному носу. – И сейчас, а уж когда вернется твоя внешность, то, уверена, будешь диво как хороша. Боги, к счастью, не обделили нас красотой, – она хмыкнула. – Вот ума, думается мне иногда, недодали. Мне – так точно. Беги, собирайся. Очки не выбрасывай – отдашь потом в семейный музей!

Завтрак прошел в том же радостном возбуждении – из-за присутствующих мужчин Алинка постеснялась говорить все, но зато обретенным зрением похвасталась вволю. И эта вспышка радости словно немного развеяла уныние, в котором пребывала семья после свадьбы Поли. Даже Ангелина улыбалась, глядя на пятую Рудлог, а Василина так вовсе растрогалась, став, несмотря на строгий костюм и прическу – сегодня был какой-то важный выезд, – совсем простой и домашней. Только что не причитала от счастья, приложив руку к щеке.

И о том, что сегодня зачет у профессора Тротта, Алина Рудлог вспомнила, только когда привычно проверяла рюкзачок перед выходом. И в Зеркало из кабинета Кляйншвитцера она ступила с высоко поднятой головой – как будто шла в клетку с тигром.

Профессор же, напротив, с утра был мрачен как никогда. Убрал погибшие растения из лаборатории, потретировал семикурсников в спортзале – те уже научились определять, когда он в настроении согнать с них семь потов, и занятие провели в молчании и сосредоточенности, что не уберегло, впрочем, от едких замечаний и синяков. Позанимался сам, с неудовольствием думая, что, видимо, придется вкатывать себе мышечный стимулятор, чтобы не терять времени на укрепление левой руки. На всякий случай, перед тем как отправиться в университет, выключил свет в гостиной, сел на диван и прикрыл глаза, вслушиваясь в себя: не покалывает ли где-то внутри сосущее чувство будущего приступа?