Роман Суржиков - Лишь одна Звезда. Том I

Конец июля 1774 г.

Фаунтерра и окрестности

Насыпь с рельсовой дорогой рассекает поле надвое, будто горный хребет. По сторонам от нее тянутся в два ряда клены. Их назначение – укреплять корнями насыпной грунт, а заодно скрывать от взглядов благородных пассажиров немиловидную крестьянскую возню на полях. Впрочем, и крестьянам ни к чему лишний раз отвлекаться от праведного труда, попусту глазеть на составы…

В кленовой тени параллельно рельсам идет колесный тракт. Он размыт дождями, разбит ободами телег. Колея такая, что если угодил в нее колесом, то уже не дергайся, кати себе куда все. Ложбинкой между трактом и рельсовой насыпью ползет ручей, едва живой от июльского солнца. Весною, надо полагать, он был полноводен и дерзок, ему даже достало сил подмыть дорогу: там, где два клена сошлись ветвями, образуя арку, обочина просела, оголив корни, вгрызлась ямой в полотно тракта.

В глинистой грязи на дне этой ямы лежит труп человека.

Пятеро живых, стоящие над ним, видят лишь его спину. Тщедушная спина, узкие плечи. Коричневый сюртук, белый ворот… то бишь, был белым прежде, чем пропитался глиной. На ногах чулки и бриджи, один башмак. Затылок торчит пеньком, волосы – пакля.

Пятеро живых определенно не знают, что делать с мертвым. Это явствует из вопросительных взглядов, коими они обмениваются. Двое в синих мундирах и бронзовых шлемах констеблей стоят возле тела, постепенно вгрузая сапогами в жижу. Они смотрят на покойника с нерешительностью и отвращением: ни малейшего желания извлекать его из грязи, переворачивать лицом к солнцу и видеть, во что оное лицо превратилось. Третий человек возвышается над констеблями, стоя на тракте. На груди его камзола – два серебряных копья, перечеркнутые пером, из чего следует, что он – помощник шерифа города Фаунтерры. Защитник права и порядка, важная птица. Его каменный подбородок вздернут, а губы твердо сжаты, без слов выражая мысль: то, что здесь творится, – непорядок. Это должно быть улажено немедля!

Двое его соседей одеты в штатское: высокий рыжий парень и темноволосый мужчина с проседью в висках. На поясе темноволосого кинжал, на лице – ироничная улыбка, совершенно неуместная в присутствии покойника. Темноволосый первым нарушает тишину:

– И все же, любезный Ферфакс, что мы, собственно, здесь делаем?

Ферфакс – так зовут помощника шерифа – указывает на труп.

– Мертвое тело, – констатирует он.

– Сложно с вами поспорить, – отвечает темноволосый. – Но зачем нужны мы – я и Рыжий? За каким чертом вы притащили нас сюда в такую жарищу?

– Найти убийцу, – бросает Ферфакс, хмурясь. Ему неприятно, что приходится пояснять столь очевидные вещи.

– Да-аа?.. А пять сотен констеблей больше не занимаются такой ерундой, как поиск преступников? К тому же, с чего вы вообще взяли, что этот несчастный убит?

Ферфакс делает паузу, чтобы одарить темноволосого презрительным взглядом, потом машет рукой в сторону насыпи.

– Бедняга выпал из вагона и скатился сюда. Но насыпь не такая высокая, чтобы убиться при падении. Стало быть, он умер еще в поезде. А если смерть наступила в вагоне, то как тело оказалось в ручье?! – Ферфакс победно вздымает палец к небу. – Его убили, господин Марк, а затем выбросили из вагона. Вот единственное объяснение.

Мужчина, названный Марком, убирает с лица малейшие признаки улыбки.

– Ладно, Ферфакс, я сформулирую так, что поймешь даже ты. Я служу в протекции. Наше единственное дело – обеспечивать безопасность его императорского величества. Мы не ловим преступников, не наказываем злодеев, не блюдем справедливость. Мы находим и убираем тех, кто угрожает Династии. Вот все. А теперь скажи-ка мне, какую опасность для Короны представляет труп этого несчастного?!

– Он был выброшен из вагона, – без промедления отвечает помощник шерифа. – Его величество трепетно относится к безопасности рельсовых дорог. А этот человек убит в поезде. Вы не можете пройти мимо такого! Его величество не простит вам подобной небрежности!

– Дурак ты, – бросает Марк. – Столица кишит шпиками и слугами альмерского предателя. Мы сбиваемся с ног, вылавливая их. Император в бешенстве: альмерец бежал, его шавки на свободе, суд не может состояться. А ты тратишь три часа моего времени, чтобы показать мертвеца в ручье?! Да плевать, выпал он из вагона, рухнул с дерева или грохнулся с луны! Это твое дело – установить причины смерти и найти убийцу. И только если убийца под пытками заикнется о Янмэй Милосердной – лишь тогда ты имеешь хоть какое-то право беспокоить меня! Идем отсюда, Рыжий.

Ферфакс кричит:

– Вы не можете так просто…

Но Марк уже шагает к карете. Рыжий – его помощник – нагоняет темноволосого и говорит:

– Постойте, чиф…

– Надоели дураки, – обрывает Марк. – А еще больше – лентяи. Люди шерифа не умеют ничего сложнее, чем ловить карманников на площади! Дергают нас, когда есть хоть малейший повод. Дело имперской важности – ну, конечно!

– Чиф, я хотел сказать, раз уж потратили время на дорогу, не взглянуть ли на тело? Хоть одним глазом – может, что увидим…

– Именно так я и поступал предыдущую дюжину раз.

– Позвольте, чиф, я сам погляжу. Всего пять минут! Прошу – просто подождите. А вдруг действительно что-то важное? Мало ли, как бывает… Все равно ведь приехали!

Марк с ухмылкой качает головой. Его помощник любит покойников. Мертвое тело – всегда загадка, – так считает Рыжий. Сам же Ворон предпочитает беседы с живыми людьми.

– Приятель, я хочу добиться развивающего эффекта. Если констебли не получат подсказок, то им придется воспользоваться собственными мозгами. А это, знаешь ли, бывает полезно.

– Но что, если они не справятся, чиф?

Марк уже вертит на языке очередную колкость, как тут замечает поодаль на дороге нечто любопытное. Ярдах в двадцати на юг, в направлении от города лежит в пыльной колее башмак. Лакированный, почти новый. Близнец того, что остался на ноге покойника. Марк поднимает его и задумчиво разглядывает. Наконец, говорит Рыжему:

– Ладно, вперед. У тебя есть пять минут.

И громче, помощнику шерифа:

– Вам повезло! Янмэй Милосердная только что явила мне видение. Святая Праматерь велела помочь вам.

Рыжий сбегает с тракта в ложбину, а Марк стоит наверху, поигрывая башмаком. Спустившись, смог бы рассмотреть больше. Но там, где дело касается мертвых тел, он скорее доверяет наблюдательности Рыжего, чем собственной.

– Ну-ка, переверните его…

Слышится чавканье грязи, сдавленные проклятья констеблей.

– Мужчина лет тридцати пяти, – Рыжий добросовестно озвучивает все, что видит. – Мещанин среднего достатка. Одет аккуратно, хотя не роскошно. Безоружен. Похоже, мертв больше суток, но меньше двух. Лицо синее, опухшее. Язык выпал изо рта. На шее борозда от удавки. Ясно, что его удушили.