Алина Рейнгард - Бес, смерть и я

– Я расскажу тебе правду, потому что сейчас её действительно нужно знать. У моего учителя был друг. Учитель, как ты знаешь, умер, а вот друг его, сир Берониан, попал в нелепую ситуацию: враги превратили его в призрака. Он явился ко мне и попросил помощи: мне нужно сопровождать его в столицу, к магам, чтобы они помогли ему вернуть тело. В благодарность за помощь он осыпет меня богатствами – у него огромное состояние, на которое враги очень рассчитывали, но он составил завещание так, что никто, кроме него самого, так быстро этих денег не получит…

– То есть они его родственники?

– Всё ловишь на лету, – улыбаюсь одобрительно и целую Мериану в макушку. – Словом, объяснять про магов и призрака мы твоим родителям не будем. А вот про старую тётушку, которая собирается на тот свет и хочет увидеть меня и мою невесту, переписав на нас перед смертью часть своего состояния, – отличная идея. Уезжать нам надо завтра, так что с утра я зайду к твоим родителям и сам им всё это расскажу – чтобы тебя отпустили. Тётушка вызывает срочно, ехать нужно немедля, ну, ты понимаешь.

– А не сегодня – почему?

Сбиваюсь. Берониан же хотел напитаться перед дорогой, потому и не сегодня, но как я ей это объясню? Собираюсь с мыслями:

– Потому что сир Берониан просит пускаться в путь именно завтра. Он потратил много сил на то, чтобы найти меня, и теперь ему нужно отдохнуть, прежде чем тратить силы снова.

Мериану это объяснение всецело удовлетворяет.

– И мы будем богаты? – она смеётся от радости, а я завожу ей прядку золотых волос за точёное ушко. Бог мой, как же моя невеста красива! Как же мне повезло! Что бы там ни было, как бы ни бесился Эжен Корибельский, я самый счастливый человек, если не на свете, то в округе так точно…

Мериана уходит, а я собираюсь с мыслями. Надо бы всё-таки зайти к священнику. На собрание я уже опоздал, но можно зайти попозже… Что он мне скажет? Что я ему скажу? Впрочем, Берониана всё ещё нет, потому надеваю плащ, повязываю свой любимый шёлковый шарф и выхожу из дома.

Священник, отец Карл, как раз протирает стол после собрания. Церковные сборища по вторникам проходят за круглым столом, прихожане приносят записи, и отцу Карлу, несомненно, кажется, что стол они пачкают. Собираются, кстати, у него дома, не в церкви. Дом, правда, при церкви и находится, но на это уже можно не обращать особого внимания.

Захожу, кланяюсь с порога:

– Святой отец, позволите? Только освободился в аптеке, потому на собрание не успел – я по делу к вам.

Карл недоверчиво откладывает тряпку и садится за своё место, во главе стола. Стол круглый – с обязательным заглавным местом. Что тут скажешь.

– Святой отец, беда у меня, – вздыхаю. – Сын мэра, Эжен Корибельский, взревновал ко мне невесту мою – сам хотел бы на ней жениться. И теперь хочет меня со свету сжить. Вот, пускает гнусные слухи… да вы сами знаете…

Пускаюсь в подробности тяжкой своей жизни. Как было нас в семье пятеро братьев и сестёр, а шестая сестрёнка умерла маленькой, и как тосковала мама. Как после смерти дочурки она долго болела, отец только ею и занимался, на нас вообще почти не смотрел. Как аптекарь – согласно официальной версии, друг моего отца, – проезжая мимо, заехал выразить соболезнования и понял, как в этом доме живут дети. Как он проэкзаменовал нас на сообразительность – каждого: и меня, и двоих братьев, и двух сестёр на всякий случай, хотя с ними всё было легче, они были старшие и всё равно скоро вышли бы замуж, – и сказал, что юноша Леокаст может учиться у него аптекарскому делу. Как он вначале просто забирал меня летом, а потом понял, насколько моим родителям нет до меня дела, и забрал к себе совсем, став для меня самым лучшим отцом. Как он умер, и я остался один в огромном доме-аптеке, обязанный взять своего ученика и быть ничуть не хуже покойного учителя при этом… Словом, несу сумятицу из фактов и отъявленного вранья, перемешиваю всё как попало – радует то, что большую часть врак я пересказываю со слов учителя, как он сообщал это всё некоторым посетителям аптеки и старым знакомым.

Отец Карл слушает внимательно, не перебивает. Но, когда я заканчиваю, сокрушённо вздыхает:

– Я понимаю вас, господин Брам, и очень сочувствую. Но в вашей истории нет никакого опровержения того, что вы могли наслать на весь город ночные кошмары. Одинокий юноша, лишившийся даже своего учителя, легко может начать заниматься тёмным колдовством.

– Во-первых, почему это я одинокий? – обижаюсь. – У меня есть ученик и невеста! Во-вторых, почему юноша? Мне тридцать лет без малого! И, наконец, почему на весь город? Корибельский, вроде бы, только про дом мэра рассказывал.

– Но кошмары-то снились всему городу, – снова вздыхает отец Карл. – И, вы уж меня извините, если насылать кошмары на дом мэра – очень просто ошибиться. Мэр олицетворяет собой город, а значит, домом мэра, семьёй мэра весь город и является. Точно так же, как если бы вы прицельно охотились на сына мэра, то каждый из нас может считаться, на самом деле, чадом Корибельского-старшего. Так уж складываются социальные условия…

Хватаюсь за голову. А отец Карл-то не лыком шит! Сам практикует! Тоже мне, церковник, тоже мне, святой отец! То есть по воскресеньям он проповеди читает, по вторникам и четвергам жалобы жителей городка выслушивает, а всё остальное время колдует, значит?! Умные книжки читает, творит всякое?! Нет, неудивительно, почему его так любят, уважают и ценят – это всё магия навроде приворотной, тут и сомнений нет. Но выразить потрясение вслух не могу – сразу станет ясно, что я тоже маг. Потому делаю вид, что поражён совсем другим:

– Да что вы такое говорите, отче! Это что же получается, кто-то мог бы наслать кошмар на одного только Эжена, а пострадал бы весь город?! А если бы я на дуэли с ним сцепился – да, я понимаю, дуэли давно запретили, но в прошлом… словом, убил бы я Корибельского, и умер бы весь город?!

Кошу под идиота. Кажется, отец Карл прекрасно это понимает.

– Ну что вы, господин Брам, – терпеливо объясняет он, – какое же колдовство в дуэли? Это просто бессмысленное убиение людей. Колдовство, хоть и бесовское дело, а всё-таки какой-то смысл в нём всегда есть: колдун никогда не хочет просто так кого-то убить, ему это зачем-то надо. На дуэли же тем, кто собирается стрелять, движет исключительно ненависть. На одной только ненависти колдовство не построишь – вся бесовщина строится на многих ступенях, которые в конечном итоге приводят к единому смыслу. Да даже светлые чары – вот аптекарство, например. Разве можно сварить хорошее снадобье, когда только денег на нём хочешь заработать, а не людей исцелить?

Был бы Фальяном – покраснел бы. Сам не умею. Раскусил меня отец Карл, ох, раскусил. Мне совершенно всё равно, исцелю я человека или нет, потому и готовлю по книжкам, без, так сказать, души. И получается, что вроде бы настойки действуют, а по сравнению с Фальяновыми – ерунда это, а не настойки.