Алина Рейнгард - Бес, смерть и я

– Понимаю вас, – говорю взвешенно и серьёзно, – только другого сообразить не могу: кто же у нас в городке такой могучий колдун, что насылал кошмары на Корибельского, а получилось – на весь город? Если я у него недругом стал, значит, наверняка не я один – Эжен вздорный юноша…

– Вы у нас такой колдун, господин Брам, вы. – Отец Карл смотрит на меня пристально. – Корибельский-младший ещё вчера мне рассказал, что учитель ваш занимался оккультной бесовщиной. Пока только кошмары людям снятся, я вам ничего не скажу – только посоветую в дальнейшем старательнее думать именно об Эжене, а не о сыне мэра, а не то весь городок наш замучите. Но если начнётся что-то посерьёзнее – вы уж извините, но мы придём с обыском.

Ничего себе поворот.

Не знаю даже, чем я больше потрясён – тем, что отец Карл меня не сдал здоровякам из народа, вооружив их факелами с боевым кличем «жги колдуна!», или тем, что он и вправду поверил: кошмары вызваны моей личной местью.

Торопливо извиняюсь перед отцом Карлом, заверяю его, что предприму все усилия, чтобы такого больше не повторилось, и решать свои разногласия с сыном мэра буду культурно и цивилизованно. Встаю, ухожу, и не понимаю: что же мне теперь делать?

Впрочем, утром всё равно собирались уходить. Значит, так и будет. Приснятся жителям города кошмары ещё раз – ну так это моё старое заклятие всё ещё работает, тут у отца Карла никаких сомнений не будет, раз уж он такой образованный маг. Только повздыхает, что ученик я бездарный и отменить заклятие не могу, а жду, пока само схлынет. А назавтра мы попросту уедем, и всё будет, как обещает Берониан. Я вернусь в город богачом и поведу под венец свою прекрасную невесту. А с отцом Карлом мы, может, ещё профессионально подружимся. Вот будет у меня много денег, я ему церковь отремонтирую и вотрусь в доверие, будем обсуждать бесовскую колдовщину… тьфу, колдовскую бесовщину. Нет, ну ничего себе отец Карл даёт! Что уж тут скажешь, тут только смеяться.

Около полуночи Берониан заглядывает ко мне в спальню: – Я на минутку, не дольше. Что ж, завтра в десять утра подъём, Леокаст. Идёшь за своей невестой, и уезжаем. Я буду за тобой перемещаться – постараюсь не появляться, пока из города не выйдем. И отправимся в столицу – дальше сам всё знаешь. А я пошёл дальше подпитываться, мне это перед путешествием очень нужно.

И исчезает, не дав даже ответить. Мысленно стону. Мало того, что Фальян растолкал меня сегодня до полудня, так ещё и завтра вставать спозаранку и ехать куда-то… Ненавижу рано подниматься. Отлично знаю, что сам Фальян каждое утро встаёт в семь, ну от силы в восемь, когда устал очень после ночных ритуалов: приведёт себя в порядок, поест, откроет аптеку. Но я-то не Фальян! Я всегда любил подольше поспать, и как тут… зачем… впрочем, ехать надо по делу, а значит, не на что жаловаться. Главное – решить, какую карету нанимать. Наверное, надо зайти на соседнюю ферму, взять пару лошадей и отправиться верхом, зачем мне эти «каретные» траты? Благо невеста моя верхом ездить превосходно умеет, училась. Ещё бы – дочь кузнеца-ювелира! Отец её мечи делает, которыми всадникам положено махать, так что озаботился тем, чтобы дочка если не размахивать мечом, то хотя бы ездить на лошади умела.

Но это всё – утром. Надо лечь спать. Надо просто поспать, выспаться перед дорогой. Да, обычно так рано я не ложусь, но сегодня это необходимо… Лежу, смотрю в потолок. Уснуть не получается.

Когда погибла моя сестрёнка, тоже уснуть не получалось. Ни у меня, ни у мамы. Дом у нас был небогатый, стены, как говорится, картонные: тонкие-тонкие, любой вздох услышишь. Я спал в комнате с младшими братьями – Серон засыпал сразу, он легко относился к жизни. Ярилий, маленький ещё, – поплачет-поплачет слегка и уснёт, свернувшись калачиком. А за стенкой творилось не пойми что – плакала мама, пытался её успокоить сонный отец, которому с утра на работу, а через две стены порой доносились рыдания сестёр. Они малышку очень любили, её вообще любили все. Попасть под копыта лошади, выбежав на дорогу! И ведь мы все за ней не уследили – младшие играли во дворе, не заметили, что Иана куда-то побежала. А старшие просто считали, что младшие в своих играх и сами справятся…

Больше всех корила себя старшая сестра, Арелана. Она должна была как самая старшая за малышами следить. Я слышал как-то, как она плакала матери в подол, стоя перед ней на коленях: «Леокаст и Серон-то что, они мальчишки, за чем они уследят? Ярилий сам малыш, а Нора вообще в доме была, причёску делала… Ясное дело, хочется красивой быть, когда только поняла, что растёшь красивой… А я-то, я?! Я-то должна была уследить за Ианой!..»

Что ж, у Ианы тоже было имя с характерным окончанием. И у Ареланы тоже. Я их обеих потерял – Иану навсегда, а Арелана довольно быстро вышла замуж, родила троих малышей – это когда я в последний раз о ней что-то слышал. Не люблю писать домой. Не люблю думать о том, что было бы, уследи я за сестрой. Я же потому тогда и заставлял дёргать хвостом ту ящерицу, из-за которой учитель меня взял к себе домой: тренировался мёртвых поднимать, думал, и Иану когда-нибудь подниму. С годами понял: нет в этом смысла. Если девочка уже умерла маленькой, то о чём тут говорить? Она не знает, что такое стать взрослой, оно ей не надо. Да и не растут духи – только подниму малышку зачем-то, и будет её жизнь скучной и тоскливой… Как же жаль, что не было у нас в роду эльфов. Судя по Берониану, эльфийская кровь поможет совсем воскреснуть. Да вот только, увы, ничего тут не поделаешь…

Мы все, в общем-то, нашли способ бежать от смерти Ианы. Нора подросла и, мать писала, ушла в монастырь: вроде бы, громче всех Арелана себя корила, а Норе, кажется, было гораздо тяжелее… Арелана замуж вышла, Серон ушёл на войну, Ярилий только с родителями остался, подспорьем и поддержкой. Ну да он маленький тогда был, почти ничего не понял. Он всё теперь сделает, лишь бы мама с папой его любили. Могу понять. Был бы я младше на момент смерти Ианы – тоже бы не баловался с ящерицей и остался бы в конце концов любимым сыном. А так – ящерица дёргает хвостом, к нам подходит седобородый человек, спрашивает, учил ли меня кто-нибудь, и, получив отрицательный ответ, идёт в дом – разговаривать с моими родителями. Если вспомнить, что мама после смерти дочери работать не могла, аптекарь, который забирает на всё готовое лишний рот (пусть для начала и на несколько месяцев в году), показался просто спасением.

Делать мне, в общем, нечего. Надо спать. Но я ещё с полночи мечусь, вспоминаю Иану, возвращаюсь мысленно к горю сестёр и мамы… Да и братьев, да и отца. Отец-то держался, ему нас всех кормить надо было, а вот Серон, который и спал легко, и жил без особых тягот вроде бы, всё-таки на войну пошёл. Значит, ему тоже было тяжело. Я так давно не писал домой, что даже не знаю, жив ли он, – наша страна ни с кем сейчас не воюет, но тех, кто пошёл в солдаты, легко отправляют в другие земли, на передовую. Впрочем, я же завтра еду в столицу! Надо навестить родных, познакомить их с невестой… Не сразу, конечно, а как Берониан денег даст. Успокоенный этой мыслью, засыпаю довольный. Всё совсем не так плохо. Всё можно решить. Мертвецов – человеческих мертвецов – не вернуть, но зато живых можно и обнять, и обрадовать. А это главное, наверно.