Ксения Смыслова - Somewhere

– По-моему, – ехидно начал Каваскъяск, – Здесь кто-то только что нарушил правила игры. Притом, очень серьезно.

– Если ты намекаешь на меня, – спокойно ответил Ономант, – то ты ошибаешься. Я ничего не нарушал.

– Он в самом деле ничего не предпринимал, Каваскъяск, – примирительно сказал Галат.

– Тогда кто же?

Галат выразил недоумение, Ономант – безразличие.

– Тьма пронзила твое сердце? – переспросила Доминга.

– Пронзила, – Таэнн кивнул, нервно оглянулся в дымной атмосфере храма и покрепче прижал к себе спящую Амелию, перегнувшись через которую он и шептался с Домингой, – Я не мог ничего сделать, не мог шевельнутся, а огромный рыцарь пронзил мое сияющее сердце, мое сердце, отдельное от меня…

– А причем здесь тьма? – подняла брови Доминга.

– А этот рыцарь был сама тьма. Я это чувствовал, – растерянно ответил Таэнн, – Знал, – добавил он, и тут Амелия закричала. Она кричала долгим криком раненого зверя, выла и корчилась, будто в огне.

Таэнн и Доминга обхватили ее: элф схватил девушку за плечи и запястья, а волшебница обняла ее за голову и, не зная, что предпринять, похлопала по щекам.

Наконец Амелия перестала кричать и зарыдала, уткнувшись Таэнну в плечо. Элф обнял девушку за плечи, стал гладить по голове и что-то ласково шептать на ухо.

Доминга отвернулась от них и увидела, что Эд, свалившийся с лавки, когда она дернулась к Амелии, тоже проснулся и теперь сидит на полу, прислонившись к лавке спиной, и тихо плачет, сморкаясь в большой клетчатый платок. Доминга положила ему руку на плечо:

– Что ты видел, Эд?

– Я не помню, – тоскливо ответил хоббит и посмотрел на волшебницу глазами, полными слез.

Почти одновременно с этим Таэнн спросил Амелию:

– Что ты такое увидела?

– Я не помню, – изумленно ответила девушка.

Доминга уперлась локтями в колени, положила подбородок на ладони и констатировала:

– Очень интересно выходит! – переводя глаза с Эда на Амелию. Таэнн кивнул.

Там, высоко, над редкими и светлыми облаками, сменившими выплакавшиеся дождем тучи, там, где, казалось, не место волнениям и тревогам, там, где бывают лишь бессмертные боги и редкие отчаянные птицы.… В общем, там царила паника.

Кое-кто из младших богов по-тихому собирал чемоданы, но старшие боги оставались на местах, хотя внутри каждого из них бушевала своя буря.

Феенель и Цеенель сейчас имели вид тошнотно – зеленого облачка, на которое все остальные боги по очереди навешивали амулеты. Самые сильные, на последний день приберегавшиеся амулеты и талисманы, обереги и ангриалы, фиалы и раки шли теперь в ход. Боги, не задумываясь, выкладывали их, потому что не сделай они этого, день и впрямь мог бы стать последним.

– Но кто ж мог знать…– простонала Маэртене, в свою очередь, прикладывая к Феенель золотой медальон.

– Может, такова воля Демиурга, – рассеянно ответил ей Галат

Маэртене в ответ выразила боль и отчаяние, но ничего не сказала.

Эд Ноппин опустился на колени у реки и, горстью зачерпнув воду, попробовал ее на вкус. Сглотнул, вытаращил глаза, потом зачерпнул еще горсть и ее тоже выпил. Остальные приключенцы наблюдали за ним с интересом и нетерпением.

– Невероятно! – наконец воскликнул хоббит, – Это просто невероятно!

– Да что такое-то, Эд? – нетерпеливо спросила Амелия

– Я готов поклясться, это Витая!

Доминга прикинула в голове карту, и тоже сочла, что это невероятно.

После того, как все высельчане очнулись от наркотического сна, они почему-то очень забеспокоились, почти грубо усадили приключенцев в лодку, несмотря на сопротивление Бахута, который так рвался к Доминге, что его пришлось скрутить и посадить в сарай под замок, покидали в лодку их вещи, надели приключенцам мешки на головы, после чего они нашли себя с вещами возле этой реки, про которую Эд говорил теперь, что это Витая. Доминга потерла ключицу и на всякий случай переспросила у хоббита:

– Ты уверен?

Эд обиделся:

– Я мог бы Конопелем поклясться, но просто скажу тебе, что не был бы я хоббит, если б не мог эту реку на вкус отличить. Да и место это, – Эд широко повел рукой, обводя ровный, заросший высокой травой заливной луг, на котором они стояли, – Мы, друзья мои, в Междуречье!

– Что же это такое?..– задумчиво проговорила Доминга, имея в виду способ, которым они сюда попали. Эд кивнул, соглашаясь с ней.

– А я знаю! – неожиданно заявила Амелия, – Междуречье – это где живут хоббиты! – и девушка очень обиделась, когда после этих слов волшебница и хоббит посмотрели на нее, как на сумасшедшую.

Девушка смутилась, опустила глаза, и вдруг ойкнула.

– Ты чего? – спросила Доминга

– У меня нога зажила!

Все приключенцы уставились на ее ногу, где, как они помнили, была повязка, под которой была едва закрывшаяся коркой глубокая рана. Ни повязки, ни раны не было. Амелия свободно стояла и сделала, сияя, несколько пробных шагов. Все смотрели то на ее ногу, то друг на друга и молчали.

– Ну, что стоим-то, – наконец сказал Таэнн, – Междуречье – не Междуречье, какая разница! Хоть Чистый Лист, идти-то надо! Лошадей-то, сволочи, не вернули!

– Хоть вещи отдали, и то ладно, – вздохнула Доминга, – И куда ты предлагаешь идти? Кстати, Таэнн, – добавила она ехидно, – Чистый Лист – глупая легенда, дурацкий предрассудок!

– А я тоже верю в Чистый Лист! – неожиданно вступилась за элфа Амелия.

– Ну и зря! – дернула плечом волшебница, – Беспочвенные выдумки!

– Да что вы спорите, – нервно сказал Эд Ноппин, – в самом деле, пойдемте лучше. Темнеть скоро начнет!

И приключенцы двинулись по течению реки.

Тени удлинялись, день клонился к вечеру, когда им навстречу попался первый дом. На этот дом все, кроме Эда Ноппина, уставились удивленно. Хоббит уставился на дом радостно. Это был самый что ни на есть настоящий дом хоббита, вырытый в искусственно насыпанном холме, дом с круглой дверью и круглыми же оконцами, дом, на крыше которого цвели гиацинты и тюльпаны.

Пока его товарищи глазели на жилище, Эд Ноппин бодро подошел к двери и, взявшись за дверной молоток в форме цветка гладиолуса, постучал в дверь,… и вскоре приключенцы уже пили чай внутри этого удивительного круглого дома. Амелия налегала на конфеты. Доминга забавлялась миниатюрностью чашечек, блюдечек, младшего сынишки семейства, который старательно лез ей на колени, и всего жилища. Таэнну же эта миниатюрность доставляла массу неудобств. В голове у элфа были две мысли: когда же они наконец отсюда выберутся, и как бы ему еще так извернуться в крохотном креслице, чтоб не так давил на затылок потолок. А Эд Ноппин получал истинное удовольствие от общения. Это была настоящая, классическая, традиционная семья хоббитов – в доме жил целый клан. Эд чувствовал себя дома. В своей тарелке, как говорят хоббиты. У них много присказок и поговорок, связанных с едой.