Андрей Звонков - Приключения Атреллы. Дорога на Регалат

Профессор разработал операции по смене пола гендерам несколько лет назад. Сперва это было чем-то вроде бахвальства: «А вот как я могу!». Потом, когда пошли пациенты и солидные деньги, а прооперированные разнесли славу о лекаре, отказываться стало глупо.

Во всем есть риск. Герцогство Норскап – единственное государство, где такие операции администрация провинции не запретила. Налог, выплачиваемый профессором в городской бюджет, составлял ощутимую долю. Запретить, означало лишиться солидного дохода. А, как известно – деньги не пахнут.

Закон не карает хирурга, но общественность осуждает.

Профессору Орзмунду, сделавшемуся героем фельетонов и карикатур в рипенских и регалатских газетах, пришлось оставить университетскую клинику, кафедру в столице Федре и заняться частной практикой, перехав в Гразид.

Атрелле периодически приходилось выслушивать упреки родственников и знакомых, что ее отец – большой грешник, ибо идет против воли богов. Поменять пол – это не бородавку с носа удалить. Всякий раз, когда отец соглашался делать операцию, в доме назревал скандал. Несколько раз Атрелла уходила жить к школьным подругам. Но потом ей отказали. Дружба с дочерью Орзмунда тоже порицалась.

Она возвращалась, когда отец обещал, что это был последний раз, но проходил месяц или два, и появлялась новая шарнирчатая фигура с длинными губами и ушами, которая, заламывая руки, умоляла то отрезать лишнее, то пришить недостающее.

Гендеры брали профессора измором, пользуясь законом об исключительности гендерской расы. За убийство гендера следовала не просто исключительная мера, страдал весь клан преступника, ибо все имущество отходило клану убитого гендера, а родня убийцы попадала в кабалу на десятилетия, выплачивая половину всех доходов семьи.

Проблема гендеров в медицинских кругах получила название гендерной дистрофии, ибо наблюдалась исключительно в среде этой расы. Впервые это заболевание описала лекарь Сиятвинда почти четверть века назад – но, будучи еще и жрецом бога Лита, она утверждала, что идти на поводу у типичной истероидной реакции означало одно: создать прецедент и из единичного каприза заскучавшего гендера бездельника, называвшего себя стилистом, перевести курьезную ситуацию в разряд заболевания.

Главный лекарь Рипена Анколимэ крайне негативно отнесся к факту, что его бывший друг и однокашник Орзмунд решился на эти операции. Он написал другу гневное письмо, требуя немедленно прекратить, но профессор уже не мог отказаться от такого заработка. Чтобы получить сумму, эквивалентную оплате за одну операцию гендеру, ему надо было трудится в университетской клинике целый год, прооперировав тысячи обычных людей и фардвов.

Выслушав гендерку, Витунг Орзмунд отвел гостью в специально приготовленную для гендеров комнату с длинной кроватью и большим креслом, а сам вернулся и постучал в дверь дочери.

Атрелла нахмурилась еще больше, сжала губы и в знак протеста поглубже спрятала под себя ноги. Вообще вся ее фигура заявляла: «Ты думай что хочешь, но лично я – против».

Она смотрела в книгу, уже не читая, а водила взглядом по одной строчке пиктограмм: «В основе жизни заложена любовь, изливаемая Литом на все живущее в мире, ибо только любовь истинно созидательна и конструктивна. Ведь только силой любви можно сотворять и развивать. Любовь между родителями и детьми, между мужчинами и женщинами развивает и совершенствует этот мир. Только любовь залог успеха лекарского искусства для любого мастера врачевания независимо от его способности данной богом от рождения».

Отец подошел к креслу и наклонился, пытаясь узнать, что так старательно изучает дочь. Атрелла демонстративно подняла книгу, чтобы тот мог прочесть на обложке: Дерамот Линд «Загадка Слемирова архипелага».

– Очень спорная книга, – сказал Витунг. – Линд пытается доказать, что семилетнему мальчишке, который не умел ни читать, ни писать, удалось расшифровать надписи на развалинах храмов… и лечить простым наложением рук. Ты-то понимаешь, что это невозможно без глубоких знаний о строении организма?

– Папа, не надо уходить от темы, – твердо произнесла Атрелла, не поднимая глаз от книги. – Ты должен сказать ему «нет»! Хватит уже! Ну, сколько можно?

Витунг Орзмунд тяжело вздохнул, и потянулся было погладить дочь по голове. Но та резко дернулась, и он убрал руку.

– Милая Трелька, я на корабле, с которого на ходу не спрыгнуть. Это несчастные люди…

– Это не люди, а гендеры, – Атрелла посмотрела отцу в глаза. – В отличие от нас, людей они живут полторы тысячи лет… и никто не виноват, что, дожив до середины этого срока, они вдруг начинают выдрючиваться, потому что им становится тоскливо жить в своем теле. Папа! Это их проблемы. Почему ты должен их решать? Тебе мало, что выгнали из университета? Что у меня нет подруг, что к нам не ходят гости, друзья, потому что их у нас нету! А нанять слуг мы не можем, потому что они бояться, что после нашего дома их никуда больше не примут на работу! – она уже распалилась и говорила негромко, но очень яростно, а в глазах заблестели слезы. – Ты не должен вмешиваться в природу, в Божье уложение, родился гендер мужчиной, пускай и живет мужчиной… а то капризы… скучно ему, видишь ли, быть мужчиной… Как же я ненавижу этих манерных, ломучих, капризных гендеров!

– Ты не права, дочь. Это люди, немного другие, но люди! И это – болезнь…

– Нет, это придурь, папа, а не болезнь. Я устала слышать за своей спиной: «А кто это? Дочка лекаря Орзмунда, который пиписьки гендерам отрезает?». Вот уже где мне все это! – она провела ладонью по горлу. – Ты был лучшим лекарем герцогства, я даже уверена, что в мире круче тебя нету, а теперь ты всего-лишь «пиписьки отрезаешь».

– Это не так, ты же понимаешь! Это пересуды дилетантов! Дураков и бездарей, которые не способны осознать всю сложность моих методик! – разозлился Орзмунд. – Операции, которые я делаю, – уникальны, это не просто член отрезать или грудь, нужно перенастроить всю систему организма на женский или мужской тип. Ты же знаешь это лучше чем кто-либо!

– Знаю, но ничего никому объяснить не могу! Я не хочу объяснять! И не хочу все время оправдываться! – Атрелла соскочила с кресла. Лицо ее раскраснелось, – Я хочу, чтоб мой отец действительно спасал больных, а не перекраивал капризных уродов. Я хочу гордиться отцом, а не стыдиться его. Я их видеть больше не могу. Эти длинные морщинистые противные хари, их уши, которые они не знают, как вытянуть и завернуть, колечки эти, татуировки, волосы, крашеные во все цвета радуги… Меня уже тошнит от одного их вида! И я тебе сейчас твердо говорю: или ты ему откажешь, или я уйду из дома. Прямо сейчас! Я… – она задохнулась, – я поменяю имя, фамилию. Чтобы никто никогда не смеялся надо мной!