Алёна Тихонова - Крылья Улефа

– Кроме того, я предлагаю корректировку характера, – продолжал уже иной женский голос.

– Принято.

– Нет! – Тана рванулась, но это не помогло.

Двое Хранителей обволокли её янтарным сиянием, подняли и понесли прочь.

– За… Чем? За что? – еле шевелящимися губами пролепетала Тана, уже теряя сознание, не рассчитывая, что её услышат.

Но в ответ на эти слова одна из Хранительниц погладила её по щеке.

– У тебя сильное чувство справедливости, не так ли, милая? Вернее, того, что ты принимаешь за неё… Когда ты видишь, что кому-то больно и плохо, ты хочешь защитить этого человека, бороться за его благополучие, если сам он постоять за себя не может… Правильно? Ты не принимаешь в расчёт то, что он может нести заслуженное наказание. Или быть невинным, но мешать на пути осуществления куда более грандиозных планов. Жертвовать кем-то, конечно же, всегда печально, и вполне вероятно, что искупления такому нет, но этот грех можно принять на себя, если он осчастливит неизмеримо большее количество душ и сердец, чем те, кому придётся причинить страдания… Зная, что наш труд необходим, мы готовы пойти на крайние меры. Твой друг был хорош, но он мешал нам.

– Нельзя… Так… Нельзя… – не сдавалась Тана, хотя ласковому вкрадчивому голосу тянулось сдаться, уступить, согласиться, чтобы доставить удовольствие его хозяйке, такой он был приятный.

– Да, не исключено, что ты права. Наверно, мы прокляты своим положением и могуществом. Но, когда твои руки должны оберегать равновесие мира – не замарать их по самые плечи не получится. Увы, мы живём не в сказке.

Сияние Хранительницы, успокаивающее, надёжное, золотисто-белое, отражалось в полуоткрытых глазах сопротивлявшейся неизбежному девушки. Казалось, оно хочет поцеловать бедную пленницу, не распоряжавшуюся сейчас даже своим телом, соблазнительно беззащитную и открытую любому воздействию. Грудь Таны взволнованно и испуганно вздымалась и опускалась… И в ней всё ещё ощущался не подавленный гнев, пылающий упрямой свечой, помогавшей Тане не погрузиться в колдовской сон. Хранительница, впрочем, не сомневалась – надолго её не хватит.

– Дитя, если ты расслабишься – облегчишь себе участь, – с искренним сопереживанием и симпатией к Тане сказал Хранитель, видимо, состоявший в дуэте с этой женщиной.

Тана, парализованная, но не сломленная, кипела. Они планируют остаться безнаказанными! Они – высшая, непобедимая инстанция власти, воплощение истины для всех! Разумеется, они провернут свою гнусную задумку как по маслу! Сила заметалась в ней, не находя выхода, оковы надёжно подавляли любую возможность прорыва. А Тана бы не пощадила тех, кто превратил её в марионетку, в посмешище, в инструмент!

– Вы… Чудовища. И когда-нибудь… Вас изгонят! И поделом! – злость придала Тане энергии почти выкрикнуть это.

Оба Хранителя замерли.

– Может быть, нам ещё сделать её и немой? – мягко промурлыкала женщина.

– Зерно беспорядка и лжи пустило глубокие корни в её душе. Она испорчена и воспринимает мир искажённо. Детские представления о доброте неприемлемы для взрослого. Бедняжка не понимает правил нашей реальности, она витает в своих идеальных грёзах, и это плохо. Остаётся лишь надеяться, что семя скверны не успело загубить все лучшие задатки в ней… Но да, ей и правда не стоит оставлять возможность общаться и сеять смуту и хаос в окружающих. Жаль, у девочки острый ум, я был бы не прочь поговорить с ней снова.

Хранитель тяжело и печально вздохнул, и они продолжили идти, больше не обращая внимания на трепыхания Таны. Она как будто умерла для них, и они несли её скорбно, как в гробу. Они неподддельно расстроились, и свет их потускнел. Им хотелось, чтобы она разделила их великие замыслы и поняла, зачем они так с ней поступают. Они верили, что, осознай Тана всю глубину идеи – сама бы с энтузиазмом предложила распоряжаться ею. Она ведь достаточно ответственная девушка, чтобы не отказываться от высокого долга, одно лишь существование которого делало ей честь.

Глава 3

Лабиринт туннелей и пещер был похож на фантазию спящего – такой же нескончаемый, гротескный, абсурдный и нелогичный. Даже несмотря на то, что бредущего по нему юношу сопровождала загадочная сфера, озарявшая ему дорогу – он ухитрился заблудиться, совершенно не запоминая, где уже побывал, а где нет. Всё казалось абсолютно одинаковым, будто одну и ту же заготовку сотни и сотни раз скопировали, и эти дубликаты соединили между собой. Первоначальное воодушевление, которым юноша заразился благодаря своему чудесному спасению, сменилось усталостью – и телесной, и душевной. Он с трудом передвигал ноги, его желудок урчал, а горло просило хоть глоток воды. Смерть всё ещё не казалась юноше привлекательной альтернативой, но страх уже съел почти всю его радость от возможности жить, видеть и чувствовать. Тем не менее, присутствие шара напоминало ему, что его зовут, ждут обратно, и не имеет значения, что юноше не удавалось вспомнить ни лица, ни голоса того, кто помогает ему. Осознавать потребность в твоём возвращении, в сохранении твоих жизни и здоровья кого-то ценно само по себе.

– Что ты потерял здесь, ребёнок? – внезапно заговорила с ним стена.

Юноша шарахнулся в сторону, трепеща от нахлынувшего ужаса. Голод, холод и одиночество истощили его, и он не мог драться, не мог даже достаточно быстро убежать… Впрочем, никакого монстра он не увидел. Да и вообще никого. Ни захудалого привидения, ни хотя бы крысы – чем демоны не шутят, вдруг её чьи-то чары наделили даром речи, он бы не удивился.

– Это я, – сказал чёрный камень, лишь небольшой частью торчавший из стены. Почти целиком он был скрыт в этой сплошной породе, как массив айсберга – под толщей океанских вод.

Неким необъяснимым, совершенно нелогичным, но острым и чётким наитием юноша осознал, что речь звучит прямо у него в голове. И, вместе с тем, исходит из толщи горы. Здравый смысл не давал юноше взять в толк, как первое увязывается со вторым. Пришлось попросту смириться с фактом непостижимого.

Но мальчик? Не таким уж и маленьким он выглядит!

– Я не… – начал было юноша доказывать, что уже давно достиг совершеннолетия, но вдруг осознал, что не в состоянии определить свой возраст даже приблизительно. Он перестал понимать, как это делается.

– В тебе чего-то не хватает. Я давно свихнулся, это вернее верного, сынок, но уж не настолько, чтобы не заметить дыру в чужой груди! Да через неё сквозняк проходит, как в распахнутую настежь дверь! Что, для тебя это сюрприз?

Юноша тут же на всякий случай почти судорожно ощупал обеими руками свою грудь. Нет, тело как тело… Он недоуменно моргнул, уставившись на камень в ожидании объяснений так, словно тот был ментором в университете. Юноша отчего-то сразу начал воспринимать нового приятеля старшим и куда более умным. Ему было вовсе не стыдно и не дико думать так о каком-то застрявшем в стене, случайно встреченном булыжнике, слишком уж уверенно в себе тот держался, явно имея некоторый опыт.