Владимир Данилов - Заклание

К счастью, я не поддался столь абсурдной идее и вместо игры в догонялки с капитаном големов неожиданно для самого себя выпалил:

– Рассказывайте правду и лучше не врите!

Хорошая фраза у меня получилась, но интонация, с которой я ее произнес, вышла еще лучше. Я говорил как злой полицейский из боевика, точно мы с капитаном поменялись ролями.

В ответ на мои слова капитан Петров дружелюбно усмехнулся и неожиданно для меня сказал:

– Расскажу, расскажу. Разрешение я получил, да и без меня вы все узнали бы вскоре.

Повернувшись ко мне, капитан замолчал, а мое любопытство, до этого момента словно отсутствовавшее, не только вдруг появилось, но и взвыло от нетерпения. Если с любопытством я готов, так или иначе, мириться, то другое свое чувство, возникшее в ту же секунду, просто не переношу. О нем я, кажется, уже упоминал – сопереживание. Пока Петров молча сидел на скамейке, я вдруг ощутил непонятное сочувствие к огромному полицейскому. Но с чего? Да и какое мне вообще дело до душевных мук, мнимых или реальных, преследующего меня копа?

– Евстигней – звали человека, с которым вы столкнулись в метро и которого… – Петров замолчал, затем, после паузы, протянул руку и показал на хорошо заметный черный круг на траве, – …здесь убили.

– Евстигней? – удивился я.

Поборов бестолковую жалостливость и придавая голосу непонимание, даже толику идиотизма («включить блондинку», как называет этот прием моя жена), я добавил:

– Убили?

– Вы постоянно врете, Владимир, – произнес Петров, не меняя интонации и, кажется, не веря в мой идиотизм, – точнее, вы постоянно, причем преднамеренно, недоговариваете и скрываете факты, что вполне можно интерпретировать как ложь; но сейчас об этом не будем.

– Угу, выстраиваю препоны для следствия, по-сто-янно, – протянул я.

На мои слова капитан не ответил, он их будто не слышал.

– Да, его именно убили, – у меня вновь возникло ощущение внутри-петровского укола боли. – И я знаю, каким способом, но сейчас мы и об этом говорить не будем.

Не отводя взгляда от капитана, я лишь кивал головой, в то время как мое любопытство достигло невероятных размеров.

– У Евстигнея при себе была книга, которую вы, Владимир, спрятали…

Я хотел возразить, но Петров опередил меня:

– Подождите, я договорю, пока вы не успели мне откровенно наврать, – произнес он с интонацией воспитательницы детского сада. —Дело в том, что, в силу ряда особенностей этой книги и вашей личной особенности, Владимир, никто, кроме вас, не мог бы не то что спрятать ее, но даже просто взять в руки.

– О-чу-меть, – усмехнулся я. – А вы не допускаете, капитан, что при этом вашем Евстигнее той самой чудо-книги могло и не быть?

– В силу все той же особенности книги и особенности самого Евстигнея, – медленно и – как, наверное, ему казалось – очень доходчиво выговаривал Петров, – книга всегда находилась при нем и другого случиться просто не могло.

Капитан замолчал, а я не ответил: просто не мог, в этот момент мой внутриголовной кавардак разросся до критической массы.

Кое-как собравшись с мыслями, после продолжительного молчания, я все же сказал:

– Интересно вы рассказываете, капитан: там особенность, сям особенность. Оказывается, даже у меня есть некая особенность, о которой я не подозреваю все тридцать два года, что живу на свете. Может быть, не сочтете за труд и поведаете, что же это за особенности такие, как никак вы обещали все рассказать.

По окончании моих слов губы капитана дрогнули и словно через силу стали растягиваться в улыбку. Я же смотрел на его широкое лицо и ощущал непонятную вибрацию нервов.

– С одной стороны, все может показаться сложным, – неспешно сказал капитан, – Хотя…

«Па-аф!» – в ночной тишине раздался всплеск сжатого воздуха и в стороне, за деревьями, возникло неяркое свечение.

Подобие улыбки тут же соскользнуло с лица капитана, а в его глазах отдалась краснота. В тот момент как Петров поднимался на ноги, его ладони сжались в кулаки и стали походить на две огромные кувалды. Через секунду рядом со мной стоял человек, напоминающий самого что ни на есть настоящего каменного Голема.

В следующее мгновение случилось все сразу: из-за деревьев вышла девушка, «каменный Голем» сделал несколько шагов в сторону, точно закрывая меня от незнакомки, и я услышал пение птицы.

подтверждающая, что красота – страшная сила

Одна из известных поговорок утверждает, что красота – страшная сила. Никогда бы не подумал воспринимать эти слова буквально, но той ночью под вдруг возникшие переливы голоса одинокой птицы я смог убедиться в недюжинной и действительно страшной силе, могущей обитать в красоте.

«Это не соловей!» – сказал я самому себе и тут же забыл о птице и о ее руладах: величественно, с ленцой к обомлевшему мне и напряженному капитану Петрову подходила умопомрачительная незнакомка. Ее длинное вечернее платье, настолько роскошное, насколько и неуместное для ночной прогулки по парку, казалось ярко-красным даже в полутьме. И этот шедевр, наверняка ручной работы, облегал, я бы сказал – идеальную фигуру. Открытые белые плечи, немалых размеров грудь, в бесстыдном декольте, длинная шея, огромные искрящиеся сережки и сверкающее колье источали агрессивную чувственность. Но… да простят меня мужики, не от вида всего этого великолепия я обалдел, тем более что разглядеть в подробностях очарование незнакомки смог лишь гораздо позже. С самой первой секунды, что я увидел идущую к нам девушку, меня сразило… свечение, движущееся вместе с ней. Вокруг красавицы существовало нечто похожее на эллипсоид или кокон – призрачный, не яркий, но отчетливо видимый. Этот кокон мерцал, и по его поверхности иногда пробегали всполохи, срывающиеся протуберанцами в ночь.

Можно ли утратить ощущение реальности больше, чем я в тот момент, когда созерцал супермодель, окруженную… «Энергетический барьер? Как в кино?» – крутилось в голове.

Можно!

Восхитительница остановилась шагах в пятнадцати от нас, ее ярко-алые губы изобразили улыбку (скорее хищную, чем обворожительную), и тут я заметил движение вокруг ее головы. Прошло время, прежде чем я осознал, что двигались волосы девушки. Черные, длинные, собранные в многочисленные пряди, они, извиваясь, ползали по ее плечам, поднимались в воздух и, покачиваясь, замирали, «уставившись» на нас с капитаном, точь-в-точь змеи на голове медузы Горгоны.

Трудно сказать, сколько времени я бы мог находиться в состоянии прогрессирующего идиотизма (тупо хлопая глазами), но в этот момент брюнетка позволила себе вступить в переговоры, и это уничтожило магию красоты.

– Отойди от него нахер, ущерб. Этот хер пойдет со мной! – громко, надменно и очень картинно прокричала она.