Владимир Данилов - Заклание

– Без меня! – безапелляционно заявила она. – Если хочешь, можешь развлекаться, только меня от этой потехи уволь. Тем более, подсвечник подарили тебе, так что тебе и карты в руки.

Конечно же, я никуда не пошел: во-первых – лень, а во вторых – «Наконец-то от него избавились», – подумал я с глубочайшим удовлетворением.

Эта искривленная железяка, действительно подаренная мне, совершенно не вписывалась в интерьер ни одной комнаты. Подсвечник постоянно мешался и раздражал, а подарившая его тетя Наташа, наверное, так же регулярно икала. О том, чтобы выкинуть столь ненужный подарок, конечно же, речи быть не могло, и потому, когда он все же прижился в углу кухонного подоконника, казалось, обрадовались все, и в первую очередь Кот. Тот решил, что это его новая игрушка, и теперь свои регулярные забеги через всю квартиру завершал запрыгиванием на подоконник и как бы случайным сбрасыванием подсвечника на пол. Грохот и звон наполняли воздух, а котяра, довольный, перевозбужденный, уносился с кухни, поскальзываясь на полу и врезаясь в мебельные углы.

В один из вечеров, накануне своего очередного выходного, я занимался тем, что потакал внезапно возникшей у меня фантазии. Пару часов назад, ни с того ни с сего, мне вдруг захотелось приготовить что-нибудь эдакое.

К счастью, подобные фантазии посещают меня крайне редко, но… если уж посещают – тогда держись. Вот и в тот вечер, лишь только желание проявилось со всей своей силой, как сразу же мои действия приобрели невиданное ускорение. Я быстренько нашел замечательный (тот, что больше всего хвалили) рецепт в интернете, метнулся в магазин, закупил провизию и вскоре приступил вершить волшебство кулинарии. Изгаляясь над уткой, я начинял ее апельсинами, черносливом, специями, а мой постоянный паж и помощник ходил вокруг, требовательно мяукал, вставал на задние лапы и головой бодал меня в ногу.

Избавиться от его домогательств возможно лишь одним способом: я отрезал крошечный кусочек птицы, положил в миску и легким пинком под зад придвинул жаждущего экзотики Кота к лакомству. Естественно, сырую утку он есть не стал: понюхал, сделал круг, понюхал еще раз и (вот оно – счастье) угомонился. Запрыгнув на стол, Кот принял позу настоящего сфинкса и, опять-таки, как тот самый настоящий сфинкс, предался неподвижному и отрешенному созерцанию. Впрочем, отрешенность продолжалась недолго: не прошло и пяти минут, как вдруг «настоящий сфинкс», забыв о своем сфинксовом достоинстве, соскочил со стола и пулей метнулся в прихожую. Через секунду оттуда одновременно раздались звонок в дверь и вторящий ему глубинный, утробный вой. Догадываться о том, кто звонит, мне не пришлось – я уже понял.

Петров – капитан Големов (до чего же мне нравится так его называть). Мы опять стоим в коридоре, и я в очередной раз поражаюсь не только явно видимой мощи этого человека, но и его силе. До сих пор я считал себя мужиком не из слабых: и в спортзал хожу, и армрестлинга не чураюсь, – но рукопожатие капитана Петрова, это даже не тиски, словно несокрушимая скала, обхватывает твою кисть не давая возможности освободиться.

– Любит он вас, – сказал я, кивнув на закрытую за собой дверь, после того как «скала» выпустила мою ладонь. – Так и жаждет познакомиться поближе.

– Говорят, у вас квартиру вскрыли? – ответил капитан, проигнорировав и мои слова, и яростные вопли кота.

В ответ я угукнул и замолчал, заново удивляясь особенности Петрова говорить, почти не шевеля губами.

С полминуты мы молча смотрели друг на друга. В тот момент вспомнилось, что если берешь паузу, то необходимо держать ее как можно дольше. Я приготовился к продолжительному молчанию, но капитан Петров разрушил магию тишины.

– Того паренька, что ночевал у вас, а потом умер недалеко от дома, вы еще не забыли? – спросил он.

– Вы считаете такое можно забыть? – ответил я вопросом на вопрос.

Безмерные плечи капитана шевельнулись, как бы изображая: «Кто его знает», – и он продолжил:

– Завтра его хоронить будут, на кладбище таком-то (Петров сказал название, но оно мне ни о чем не говорило). Там, с правой стороны, в глубине за перелеском, места для спецзахоронения…

Голос капитана звучал расслабленно, слова возникали медленно, как бы с неохотой, а я не мог отделаться от ощущения, что его каре-красный взгляд пытается пробраться внутрь меня, и вновь мне стало не по себе.

– Мы так и не смогли установить его личность, – продолжал Петров. – Ни родственников, ни друзей у парня. Вот я и подумал, может, вы захотите проводить его, проститься?

– Это… вряд ли, – сказал я секунд через десять, – не люблю кладбища и прощания.

И вновь наступила звенящая (по ощущениям) тишина, даже Кот с обратной стороны двери угомонился.

Спустя какое-то время Голем ожил, зашевелился и достал из кармана брюк сложенный лист бумаги.

– Как знаете, – врастяжку произнес капитан. – Но если все же надумаете, приезжайте к двенадцати, – он протянул бумажку мне, – Номер, под которым он будет записан.

НМ-153740 – прочитал я текст, отпечатаный на принтере.

Вновь дробящее кисть рукопожатие капитана, и он ушел, не сказав больше ни слова.

– Это вряд ли, – повторил я в пустоту, понимая в это самое мгновение, что капитан Големов каким-то образом знал: завтра, в 12 часов, я точно буду на кладбище.

импульс, приданный капитаном Петровым в предыдущей главе, приобретает крышесносительную мощь

НМ-153740 – надпись на небольшой металлической пластине, приваренной к арматуре. Безликий холмик свежеперевернутой земли среди тысяч таких же безымянных могил. В голове пафосные бессмысленные слова, претендующие на мудрость. Я их гоню и пытаюсь воскресить в памяти смешную бородку, необычный нос, наивную по-детски улыбку, но образ не складывается и развеивается подобно дыму. Лишь ботинки, треклятые сырые ботинки, словно выжженные вечным клеймом в моей памяти, как живые стоят передо мной.

Метро, маршрутка в сторону области, километра два пешком по грунтовой дороге, и в одиннадцать пятнадцать я уже был на кладбище.

Деревья, разбегающиеся в стороны вдоль высокой металлической ограды, в ней большие ворота, а за ними город – город могил.

«Справа за перелеском», – сказал Петров.

«Справа от чего? – думаю я. – От ворот? Но эти, в которые я зашел, наверняка не единственные. А перелесок – куда ни глянь, за сотнями метров могил со всех сторон деревья, деревья, деревья…»

Какое-то время я плутаю между оград. Не глядя на памятники и кресты, я иду по неявным дорожкам в надежде встретить хоть кого-нибудь, кто знает, где находится территория спецзахоронения.

Редкие посетители, с приличествующими месту скорбными лицами, с удивлением выслушивают меня (скорбь на их лицах сменяется интересом), но ничем помочь не могут, лишь советуют спросить у кого-нибудь еще. Иду дальше, встречаю этих кого-нибудь еще, но они тоже не знают, и я продолжаю идти, ощущая все сильнее тяжесть тишины всеобщего упокоения.