Сергей Иванов - Союз одиночек

Между дворян ловко сновали лакеи в кремовых ливреях, разнося шампанское. Из любопытства я взял бокал, отхлебнул: ну, не бог весть что!.. В моем погребке найдется лучше.

Почти сразу меня перехватил субъект, сутулый и очкастенький, на обширной лысине которого мерцали отражения люстр, и принялся похваляться дарованиями предков да количеством крови, пролитой ими за Отечество, – а потому он, де, как полномочный их наследник и хранитель родовых генов, имеет законное право на сословные привилегии, кои необходимо ввести как можно скорее. Назвался субъект каким-то графом, а за кого принял меня, я не понял, но наверняка с кем-то спутал.

– Православие, самодержавие, сословность! – возглашал он с чувством. – Вот три кита, на коих стояла и будет стоять Россия. А изменить за один век менталитет, который создавался тысячелетиями…

Слушал я не без интереса, время от времени добавляя оратору пыла скептическими междометиями. Но глядел больше в сторону, где другой тип, долговязый и расхлябанный, в мундире драгунского полковника, гневно выговаривал лакею, размахивая перед его носом кулаком, – в духе: «И встать, когда с тобой разговаривает подпоручик!» Был сей вельможа крепко выпивши и в выражениях себя не стеснял, но до мордобоя пока не доходило. Стоя навытяжку, лакей скучающе глядел на скандалиста и терпеливо дожидался, пока тот иссякнет, – видно, здесь неплохо платили. А «полковник» был мне знаком – он и в прежние времена любил качать права, хотя тогда козырял не титулом, а папенькиным чином. В конце концов, большая ли разница?

Затем ко мне привязался приземистый бородач весьма неопрятного вида, тоже в хорошем подпитии, и стал убеждать, что нам, людям благородного происхождения, следует держаться вместе, иначе не выстоять перед натиском разгулявшегося быдла. Невдалеке переминалась, словно застоявшаяся кобылка, его моложавая супруга, раздраженно на меня поглядывая, – будто это я подпоил ее благоверного.

Тут я углядел невдалеке симпатягу, заманившего меня в эту кунсткамеру, и оставив бородача, устремился туда, шагая сквозь толпу, как через заросли.

Звали моего приятеля Арсений. Был он худощав до прозрачности, а ликом напоминал Христа – точнее актера, сыгравшего в «Иисусе из Назарета». Но болезненным не выглядел: двигался живо, глядел бодро, говорил увлеченно, хотя всегда вежливо. Сперва я заподозрил, что это его стиль издевки, однако он впрямь оказался приветлив почти ко всем. Формула «патриотизм – прибежище негодяев» тут не работала. Арсений был милейшим человеком: безотказным, благожелательным. Даже рассудительным – в большинстве вопросов. Но только речь заходила о сокровенном, как он становился даже не дальтоником, а слепым, то есть черное мог запросто спутать с белым. Во многое он просто верил – я же всегда требовал доказательств. А потому понять друг друга нам бывало трудно.

При этом Арсений очень прилично рисовал – даже без скидок на провинциализм. В одной из моих спален до сих пор висит портрет Ланы его работы (как раз не очень пристойный), заполучить который Аскольд хотел едва ли не сильней, чем мой особняк, – будто без своего настенного воплощения женушка досталась ему не вся. Чудится, что нарисованные глаза светятся нежностью и утоленной страстью, а распущенное тело источает негу – словно бы Лана позировала сразу после близости. Странным образом всё, что модель испытывала ко мне, передалось изображению, и долго еще оно согревало меня бессонными ночами. Было время, я даже разговаривал с ним – эдакий псих!..

Еще Арсений писал стихи, тоже отличные, вдобавок исполненные искренних чувств, а не их натужной имитации, как у бездарного дурачка Мурдинова. Даже сочинял к ним музыку и сам исполнял свои песни. И хотя наш бард не выступал перед большой публикой, самодеятельностью тут не пахло. Вот на чем он мог зарабатывать куда больше, чем на картинах, каждую из которых писал по много недель.

В отличие от большинства дворян, Арсений не придавал особого значения своей родословной и не требовал привилегий, как заслуженного наследства, и не хлопотал о возвращении имений, отнятых Октябрьским путчем. А сюда приходил для общения. Время от времени кто-нибудь пробуждал его любопытство, или даже восторг, – но неизменно следовало разочарование. И поиски начинались снова, с удивлявшей меня настойчивостью. Или это вправду зов крови?

Вот и сегодня на Арсения снизошло вдохновение – в лице очередной претендентки на царский престол, ради которой, собственно, и устроили сей сабантуй. Не успели мы толком поздороваться, как Арсений увлек меня к ней, благо далеко идти не пришлось.

Объект вправду подвернулся занятный – с такой витриной впору заделаться топ-моделью. Рост гренадерский, причем половину составляют ноги, кисти маленькие, как и ступни, шея высоченная, стекающая к плечам, точно горло амфоры. Кожа сияет белизной, отблескивающие русые волосы уложены в вычурную прическу. А лицо впечатляет не столько правильностью, сколько утонченностью – что называется, штучный товар. Все эти клоуны, толпящиеся в зале, не годились княгине даже для фона. Но особенно изумляли ее пальцы – тонкие, как и полагалось при таком сложении, но округлые и гладкие словно у толстушки. Самое странное, они не розовели на концах – чистый мрамор. Зато четко очерченные губы казались едва не алыми. Ее платье отличалось изысканной простотой: плиссированная юбка до щиколоток, обтягивающий лиф с глубоким вырезом и длинные рукава, дополненные кружевными манжетами. Похоже, обряжал претендентку любитель костюмированных боевиков – во всяком случае, подпертые грудки в ее декольте гляделись пикантно. Но не слишком ли она юная для такой роли?

Сопровождал княгиню плечистый верзила в живописном наряде, стилизованном под старинный мундир, и при боевой сабле – отличной, судя по эфесу и ножнам. К правому бедру была пристегнута вполне модерновая машинка: штурмовой пистолет «Хеклер и Кох» – 45-го калибра, с лазерным наведением. Второй ствол топорщил одежду под левой грудью, а из обоих сапог выглядывали рукояти кинжалов. Сам боец был от природы наделен мощным костяком и недурными рефлексами, а вот насколько развил их, покажет дело. Физиономия его не казалась ни глупой, ни самодовольной, как у большинства здесь, – но очень уж он серьезен. И по сторонам поглядывал так, будто за каждой колонной высматривал убийц.

Только мы очутились перед этой парочкой, как Арсений выпалил:

– Хочу рекомендовать, ваше высочество, своего давнего и надежного друга, не раз выручавшего меня в трудные минуты. Это истинный рыцарь, клянусь вам, и если он берет кого под свою опеку, то стоит за него до последнего.

Как ни смешно, говорил он искренне. Не слишком умно с его стороны, однако льстит. Видно, недохвалили меня в детстве – раз я так восприимчив к славословиям. Даже когда понимаю, что всё – чушь. Ну, почти всё.