Катэр Вэй - Ган

– Пато. Ты уже не просто ученик.

Дневная жара выдохлась и уступила свое место вечерней ласковой прохладе. Пройдет совсем немного времени, и воздух остынет настолько, что не сможет сдерживать в себе влагу, скопившуюся за целый день, и уронит ее на траву и землю. Роса приласкает и умоет пыльные стебли, успокоит, и те в благодарность склонят свои головы, уснут. А после прилетит жадный ветерок и выпьет всю влагу без остатка. Сверчки вылезут из своих укрытий и, не отходя от них далеко, запоют свою волшебную песню. Все есть в той песне. Каждый слышит в ней то, что пожелает. Влюбленный – голос своей возлюбленной, поющей сказочные песни над люлькой с младенцем. Скорбящий – утешение духов предков. Мечтатель – призыв дальних стран и свершений. Каждому свое.

Пато непростительно задержался у Грако и теперь поторапливался в надежде наверстать хоть несколько мгновений.

Они еще долго беседовали, и не все, что узнал в этот вечер Пато, ему понравилось. Грако очень высоко (по мнению самого Пато) высказался по поводу его талантов. Сам он так до конца и не понял, что с ним произошло и происходит на данный момент. То, что он стал сильнее – это понятно. Тао Ган неспроста гонял его все эти два года. Не удивительно, что Пато стал таким. Научился сражаться (а как не научишься, если напротив все время встает Ган?), и с оружием, и без него. Непонятно – как он видит медленным то, что является быстрым? И главное – как он успевает все происходящее в тот момент здраво осмысливать?

Еще и злосчастный Мако… Грако сказал, что после всего произошедшего больше не надеется на возвращение сына домой. Скорее всего, тот ушел, не попрощавшись, затаив злобу не только на Пато, но и на всех, кто видел его позор.

Опять же – Пато так и не смог понять – в чем позор? Ну, подрались двое парней. Ну, повезло ему, а не Мако. Что с того? Ведь именно так все и выглядело со стороны – Пато просто повезло, и он смог одолеть сына Грако. Никто же не понял, как было на самом деле. Он сам только сейчас осознал. А значит, через месяц все забыли бы эту историю. Тем более, насмехаться над Мако не рискнул бы в поселке никто. Зачем уходить?

– Гордость бывает разной, – пояснил Грако. – Кто-то видит ее в детях, кто-то в делах своих, кто-то в положении. Мако, поглощенный завистью к тебе, решил, что его гордость растоптали, наивно перепутал ее с гордыней. Вот гордыня его и погубит, если уже не погубила. Беда людей в том, что они так и не понимают разницы между этими совершенно непохожими друг на друга понятиями. И живут в таком неведении, наивно пологая, что они созвучны не только на слух, но и по смыслу. Мудрые люди отказываются от гордости, дабы не выросла она в гордыню. Поэтому мудрейшие из нас живут в бедности, забывая, что стоят всех денег на земле. Слишком тонка грань. Как от ненависти до любви.

После этих слов они распрощались, и Пато отправился туда, куда и должен был. Оставался на сегодня еще один разговор, самый важный на этом этапе его жизни. Его ждал Тао Ган.

Шаг, еще один, еще и вот Пато снова у Спорной черты. Кто-то аккуратно огородил место недавнего «триумфа» ученика гана, тем самым подчеркивая ту точку, где был повержен до этих пор не знавший поражений в драке Мако. Тонкие еловые жерди перехвачены прочной веревкой. Ее (веревку), как подозревал Пато, умыкнул из дома один из следопытов. Мать этого отчаянного парня будет в недоумении, когда соберется поутру развешивать выстиранную одежду, и не обнаружит ту на привычном месте – растянутую между двух столбов. У кого-то поменяет цвет место, которое находится чуть ниже спины.

Вечерние сумерки не позволили в полной мере насладится игрой, и ребятня оставила расследование на утро.

Перепрыгнув черту вместе с ее новой оградкой, Пато отправился дальше.

Оглянулся.

Не верилось и сейчас в то, что произошло.

Он стал другим. Куда подевался сильный, но неповоротливый подросток? Где тот паренек, который не мог дать ответов на простые вопросы? Наверное, заблудился в лесу, странствуя с Тао Ганом. Добрые духи не пожелали позора мастеру Тао и подменили сгинувшего Пато на более достойного человека. Разумного, мыслящего, быстрого – другого, одним словом. А во избежание путаницы наделили этого нового человека его, Пато, памятью.

Это самое простое и верное объяснение. Других у него не было.

Стемнело окончательно.

Кто-то, живущий на небе и наделенный безграничными силами, ударил божественным молотом по убегающему солнцу, и то в отместку ответило снопом слепящих искр. Поднявшись на запредельную высоту, они не погасли, а прилипли к непроглядной темноте и разгорелись с еще большей силой, раскинувшись в причудливом узоре. Звезды – дети солнца.

Вскоре вслед за ними выползет на небо и их извечная нянька – луна. Холодная, но прекрасная. Настолько красивая, что позволяет смертным смотреть на нее и не обжигать при этом глаза. Чего не скажешь о солнце.

Нянька из нее – никудышная. То вся красуется, то одним глазом присматривает, то другим. Может вообще не явиться. Своенравная и непокорная.

К утру звезды устанут светить, и им на смену придет солнце, поглощая их одну за другой, чтобы к ночи вновь вернуть на свои места.

Изо дня в день. Из года в год. Из века в век…

Вот и дом Тао.

Войдя во двор, Пато чуть не столкнулся с огромным псом. Если бы он нечаянно наступил этой собаке на лапу, то та без зазрения совести откусила бы его ногу. Запросто.

Пса этого знали все в поселке. Откуда он был привезен отцом Тао – неизвестно. Если бы Пато попросили подобрать слова для описания этой собаки, то он бы их не нашел. Нет таких слов.

Здоровенная зверюга сидела спиной к Пато и даже не шелохнулась, когда тот, открыв калитку, вошел во двор. Опасности пес не почуял, и это успокаивало.

– Прости, что потревожил тебя. Можно мне войти?

Говоря с собакой, Пато себя чувствовал глупо и благодарил духов, что его никто в этот момент не видит.

Пес, повернув только массивную голову, посмотрел на парня глазами, в которых кроме скуки ничего не было. Ответить он, конечно, не ответил, но, что-то подсказывало Пато, что если бы пес мог, то обязательно бы махнул в его сторону лапой.

Подняв с земли грузный зад, собака направилась в свою «берлогу». Другим каким-нибудь словом это жилище назвать было нельзя. Нагромождение мыслимых и немыслимых предметов: доски, жерди, циновки и прочий хлам. Все это огромным курганом насыпано чуть в стороне от дома. Пато показалось, что там и кости были, и он не мог сказать с полной уверенностью, что только звериные.

Двор вождя племени простором не отличался от других. У Грако, к слову, и то больше. Но то и понятно. В случае набега вражеского или полномасштабной войны все жители, похватав оружие, имеющееся в доме, бежали к нему и другим воинам на их подворья, коих в поселке было семь. Там и пережидали набег, если своими силами справиться не могли. Отбивались от врага и ждали подмоги.