Олег Фомин - Холод, согрей

– Ты явно путешествовал больше меня. Я о таких тварях и цветочках даже не слышал. А может, слышал, да из башки вылетело…

Эгорд и Тиморис вернулись к остальным, Леарит осчастливила воина, вырастив ему палец, и отряд продолжил спуск.

Пещеры сменяют одна другую, иногда приходится протискиваться. Кругом сумрак. Растения, грибы и насекомые вместо фонарей, наполняют воздух красками, как на дне моря.

Эгорд повел спутников так, что сделали крюк, хотя сами не ведают. Надо посетить секретное место, о нем знает только он. Всего тайников три, но путь проходит вблизи лишь одного, и проверить не помешает.

Привал.

Тимориса вновь нужно лечить. Воин укололся о куст хахактуса, его яд вызывает приступы смеха, такие, что можно дохохотаться до грыжи. Леарит взялась лечить, Тиморис покрылся зеленой сыпью. Хафал держит, с удовольствием угощая тумаками, чтоб не дергался. Тот усмиряется с трудом, смех как брызги фонтана, но демон не возражает – повод дать в рожу снова.

Эгорд, не привлекая внимания, удалился в пещерку, вход в нее замаскирован мороком. Воин-маг дотронулся до стены, ее кусок, узнав хозяина, превратился в лед, растрескался до белизны, с глухим перезвоном рассыпался.

По шуршащей насыпи белых градин Эгорд входит в пещеру, гряда льдинок за спиной опять собирается в ледяную стену, превращается в камень.

Эгорд улыбается, озирает свое творение.

– Привет, мои хорошие.

Здесь кружат стрекозы из зеленого льда. Рой стрекоз. Неспешная воронка, от трепета ледяных крылышек звон, словно льются бриллианты. Стрекозы мерцают, то появляясь, то исчезая, их чары невидимости работают в полсилы. Стены в норках, как в муравейнике, стрекозы то и дело к норкам подлетают, ныряют в них уже незримыми, а вылетев в другие пещеры, разлетаются по жилам подземелья невидимой кровью.

Эгорд идет к центру пещерки, стрекозы уступают дорогу, обтекают, сливаясь в кокон.

Остановился перед круглым ледяным алтарем, где покоится и производит новых стрекоз его гордость.

Матка!

Восемь крыльев-кинжалов волнуются, между ними сияет золотой слиточек глаза, Око Асимиры, под ним шевелятся жвалы. Лапок не счесть, как у гусеницы, вгрызаются в ледяной насест. Сзади этот трон украшает веер ледяных кольев. Из брюшка размером с перезрелый кабачок в нишу насеста выпадают зеленые, как малахиты, ледяные яйца. Их целая горка.

Из яиц вылупляются горбатые зеленые личинки. Гребешки жвал прокапывают в насесте норки, некоторые гусеницы ползут по норкам предшественниц, ходы зарастают льдом, гусеницы падают в полость ледяного алтаря, там парит и крутится вокруг своей оси огромный кристалл наядита. Его переполняет энергия, молнии пляшут не только внутри, но и снаружи.

Личинки заползают на кристалл, облепили со всех сторон, грызут, увеличиваются. Превращаются в коконы. Те начинают тоже испускать крошечные молнии.

Затем какой-нибудь кокон звонко лопается в ледяную пыль, и вот – в пронизанном энергией воздухе трепещет крыльями новорожденная стрекоза. Новые вылетают через отверстия в алтаре, вливаются в воронку им подобных, хоровод приводит их к гранитным стенам, и они исчезают в норах – исполнять свою миссию.

Наблюдать.

А матка все рожает яйца, получая энергию наядита по каналам, которые соединены с лапками.

– Красавица, – шепчет Эгорд. – Похоже, ты сбилась с оптимального ритма, шестнадцать яиц в минуту, а раньше было восемнадцать. Сейчас подправим, милая…

Когда Эгорд закончил вносить улучшения и покинул пещеру, Леарит уже вылечила Тимориса, отпаивает зельями. Хафал в стороне, довольный. Тиморис, сидя на камне, покачивается, волосы клочьями.

Плавающий взгляд с трудом сосредоточился на Эгорде.

– Дружище, а че со мной было?

– Было весело. Тем, кто укололся об иголки хахактуса, всегда весело. Иногда так, что в трясучке расшибают о камень голову или срываются в пропасть. Тебе повезло.

Тиморис хватается за рожу, как с похмелья в попытках вспомнить, что было вчера. Кисть шарахнулась от лица прочь, воин морщится.

– У-у-уй… А че рожа так болит?

Хафал ухмыляется, о ладонь трутся костяшки кулака.

Путь продолжился, и Эгорд уступил ведущее звено демону – лишь Хафал знает дорогу к пещере, где пропала Велира.

Стены с каждой минутой раздвигаются. В гуще сумрака – будто не пещера, а ночь на каменистом поле.

Хорошо, что есть армия стрекоз, ими Эгорд видит не только пещеры, но и белоснежную поверхность острова, солнечный свет. В теле стрекозы Эгорд парит над крепостью, хотя на самом деле идет за Хафалом глубоко под землей.

Леарит через Око Асимиры беседует с Халлигом, показывает пещеры, иногда собирает компоненты для алхимии. Тиморис на ходу колдует что-то съестное, кормит Жею, та азартно кружит вокруг него, иногда садится на плечо.

Хафал скачет с камня на камень, валуны под ступнями хрустят, хвост пролетает над жадными ртами разломов, речушками, корнями, группа идет уже очень долго, но усталости демон не знает.

– Вот эта гребаная пещера! – прорычал он.

Спрыгнул в нишу, через три стука сердца из черной глубины дохнуло эхо удара, камни вздрогнули.

Эгорд и Леарит спустились в общем облаке телекинеза, Тиморису помогла Жея, обувь коснулась опоры.

Впереди – силуэт Хафала на фоне яркого пейзажа.

Восхищенный ах Леарит, легкие ругательства Тимориса.

Обилие красок как на дне морском. Баррикады валунов, уступы и выступы на стенах, каменные колья из земли и потолка, – все в шубах растений. Стебли пульсируют как мышцы, по нежным трубками и сеточкам текут радужные соки, в них мерцают пузырьки химических реакций, от избытка жизни тепло и влажно.

Насекомые и рептилии ползают по листьям, вьюнам, цветам, грибницам, моховым шапкам. Флора для них – дом и пища. Крупные сами по себе, мелочь суетится живыми цепочками, сетками, порой копошатся плотные зыбкие клубки, их размеры внушают. Воздух гудит, животные как одна текучая масса.

– Вот же Яморова туча! – выдал Тиморис.

– Трудно поверить, – говорит Эгорд, – что все уживаются на такой маленькой территории.

Леарит усмехнулась.

– Маленькой?

Эгорд кивнул.

– Для такой толпы здесь тесно.

– Вот тут все и случилось, – сказал демон сердито.

Встал как статуя, только хвост шевелится.

Остальные поравнялись с его могучими плечами перед круглой площадкой, где растений почти нет. Лишь почерневшие, скрюченные, засохшие. А букашки и ящерицы замерли лапками кверху, черные как угольки, некоторые раздавлены в оладья.

В центре площадки – давно погасший костер, следы жестокой битвы. Опаленные рытвины от огненных шаров, слизни застывшей лавы, ямки после кислотных брызг, лапы разрушенных големов.