Сергей Шипов - Обречённые души: Книга II. Паутина Интриг

– Ваша Честь, это полнейшая чушь! – неустанно гладя свою шевелюру, ответил оскорблено капитан стражи, сторонясь корящего взгляда обвиняемой.

– Хорошо, а что вы скажите на слова лекаря? Он тоже, по-вашему, лжёт? – потребовал ответа судья.

– Да у меня и проблем-то никогда не было с женским здоровьем! Томад просто не желал детей, объясняя это соперничеством между сыновьями и не всегда счастливой судьбой дочерей. Томад планировал передать узды правления Торальду, но, к несчастью, он не оправдал надежд. А этот жадный старик преподносит безобразные выдумки! – заявила Фаретра.

– Ничего я вовсе и не выдумываю! Было же такое, было! – настоял на своём лекарь, взбудоражено вскочив со скамью и размахивая руками.

– Свидетель, сохраняйте спокойствие! – предупредил отец Малиос, взглянув на Фасиуса исподлобья.

– Прощу прощения, Ваша Честь, но мне клеветать незачем! – сердито высказался старик и, дыша недовольством, уселся на место.

– Пусть будет так, – хладнокровно заявил судья и вытянул из внутреннего кармана ризы изумрудный кулон на золотой цепочке. Повертев его в руке, а затем, подняв над головой, он задал вопрос:

– Эта вещица кому-нибудь знакома?

Фаретра начала нервозно ощупывать шею и грудь.

– Так знакома или нет? – настойчиво повторил отец Малиос, удерживая кулон так, чтобы все его видели.

– Это подарок моего мужа, – сухо ответила обвиняемая, потупив взор.

– А можете ли вы объяснить, как этот кулон оказался в комнате Лорда Кромата?

– Теперь ты не отвертишься, – подумал про себя коварный племянник, бросив надменную ядовитую ухмылку в сторону обвиняемой.

– Я… я не знаю! – ошеломлённо ответила Фаретра, – я только сегодня ночью его клала на комод, не может быть такого, никак не может!

– Кто-нибудь к вам сегодня ночью заходил? – спросил судья.

– Советник Бромар… – не задумываясь, бросила в ответ обвиняемая, затем её удивление стремительно переросло в гнев: – Ах, ты… да как ты вообще посмел притронуться к нему!

– Ваша Честь, уверяю вас, сегодня всю ночь я провёл в гостях у капитана Ровука, он может это подтвердить, – соврал в оправдание Бромар, сохраняя непроницаемое хладнокровие.

– Лжец! Наглый лжец! Это ты его взял! Больше некому было! – настаивала на своём Фаретра, разрывая взглядом советника.

– Ваша Честь, советник Бромар говорит правду, – поддержал обманщика капитан стражи.

– Обвиняемая, успокойтесь! – приказал судья, ударив молоточком по столу. – Надеюсь, вы понимаете, что это очень весомая улика? – произнёс отец Малиос, строгим взором впиваясь в Фаретру.

– Понимаю… – растворив свой гнев в смирении, ответила обвиняемая.

– Найдётся ли из присутствующих тот, кто сможет подтвердить, что до сегодняшней ночи, кулон был на её обладательнице? – обратился к залу судья. Возникло напряжение, разбавляемое перешёптыванием горожан.

– Твой выход, девочка, – угрожающим желчным шёпотом повелел Бромар, одёрнув за руку Флёр, застывшую от тревог.

– Ваша Честь, – раздался дрожащий голос молодой девушки. Флёр подошла к трибуне, виновато склонив голову и сцепив пальцы рук, опущенных к бёдрам. Распущенные тёмные волосы девушки струились, точно чёрный водопад, скрывая её отравленное беспокойством лицо.

– Слушаю вас, – отозвался отец Малиос, не упуская из рук золотой цепочки злополучного украшения.

– Этот кулон, на самом деле мой, я потеряла его неделю назад. Вернее, я думала, что его потеряла, а оказалось, его взяла мая мачеха, – с набегающими слезами промямлила Флёр.

– Говорите громче! – потребовал судья.

– Это мой кулон… Неделю назад моя мачеха незаметно забрала его у меня, – сказала девушка, не поднимая глаз.

– Что же ты такое говоришь?! – вскричала одновременно удивлённо и возмущённо Фаретра, – как твой язык вообще поворачивается такое говорить?!

– Обвиняемая, прекратите себя так вести! – призвал к благоразумию королеву отец Малиос. – А вы, девушка, вспомните, ваша мачеха не грозилась убить лорда Кромата?

Едва сдерживая слёзы, Флёр уверенно ответила:

– Этого я, к сожалению, не помню, но точно знаю то, что этого человека она ненавидела.

– А насколько ваша мачеха страшный человек? – спросил судья.

– Не меньше, чем про неё говорят, – чёрство бросила в ответ девушка, испуганно посмотрев на сердитое лицо Бромара.

– Ага, из всего этого может вытекать только одно, – задумчиво поглаживая бороду, пробурчал себе под нос Малиос.

– Я не могу в это поверить, – покачала головой Фаретра, с трудом выталкивая слова из онемевшего от изумления рта. Злость и обида запылали в глазах мачехи. – Я же любила тебя как родную, старалась для твоего счастья, до последнего защищала тебя от всех невзгод, а как ты поступаешь со мной? За что ты так поступаешь со мной, Флёр? За что?! – бриллианты слёз сверкнули на ресницах Фаретры, потрясение когтями разочарования полосонуло сердце, боль сдавила дыхание. Толпа оживилась, вызывая волны шёпота, но стук молоточка судьи – вестник не только его воли, но рвущейся нити его терпения, заставил присутствующих присмиреть. И только королева не подчинилась – она продолжала что-то неистово бормотать себе под нос, закрыв лицо ладонями. Показать свои слёзы, означало сломаться, Фаретра не могла себе подобного позволить, а простить тем более. Малиос насупился, раздражёно взглянул на обвиняемую, но поборов в себе возмущение тяжелым вздохом, он безоговорочно огласил:

– От имени отца нашего небесного – Нэраэля, по законам предков наших и всего Форлианда, Фаретра Тронэр обвиняется в покушении на убийство знатного лица по королевской линии из корыстных побуждений, и приговор за это – пожизненное заключение! Стража, в темницу её! – распорядился судья, ударив молоточком по столу.

Мужчины в латах надели на руки осуждённой кандалы, и повели её к выходу. Алмазные ручейки слёз струились по щекам Фаретры, что-то горестно и неразборчиво твердившей про себя дрожащими губами, тогда как Флёр безропотно и опустошённо стояла у трибуны, походя на безжизненную чугунную статую. Дикий гомон восторженной толпы наполнил залу, но девушка, казалась, не слышала его. Люди неспешно расходились, следуя за стражей, сопровождавшей Фаретру в темницу, и брюзжали. Но осуждённая не замечала этой надоедливой бессмысленной суеты. В эти минуты её мир был утоплен в беспросветной ледяной пучине отчаяния. Погружённая в молчание, она пустым взглядом смотрела в пол, роняя тут же разбивающиеся прозрачные перлы слёз. Бромар с довольной улыбкой медленно подошёл к Флёр и нежно обнял её за плечо:

– Это жизнь, девочка, желаешь красиво жить – приноси жертвы, – сказал мужчина. Его голос жалил, как жало скорпиона. Каждое слово, казалось, облито ядом.