Сири Петтерсен - Потомок Одина

Её пальцы зарылись в почву. Она схватила пригоршню земли и швырнула её в каменную стену.

– Раз ты меня не хочешь, то и я тебя не хочу! Слыхал?!

Перед ней на землю опустился Куро. Он подошёл ближе и положил клюв ей на ногу.

– Кар-р, – сказал он.

– Да. Замечательно. Это решит все мои проблемы, – кисло ответила она и снова запустила руки в землю.

– Кар-р.

Она слепа к земле!

Ример прыгнул с края горы и опустился вниз при помощи Потока. Сейчас он был достаточно силён, чтобы прыгнуть с высоты в пять имлингских ростов, и с каждым днём набирал силы. Когда его переносил Поток, казалось, что при приземлении он отталкивает от себя землю. Воздух будто становился сиропом. До того, как достигнуть такого результата, он несколько раз ломал ноги. Но Ример станет ещё лучше. Он заставит Свартэльда гордиться своим учеником. Свартэльд, Чёрное Пламя, был самым сильным слиятелем из всех, что встречал Ример. Он видел, как Свартэльд прошёл по воде и не замочил ног. У него не было долгов перед воронами, как говорят старики.

А вот у Хирки были.

Она соврала ему. Девчонка была слепа к земле и думала, что должна обмануть его. Он никогда не слышал ни о чём подобном. Дети могли быть слепы к земле и говорили, что глубокие старики могли утратить связь с Потоком. Может быть, ещё душевнобольные. Но чтобы обычный имлинг…

Хирка подарила Римеру три года свободы. Три года опасных приключений. Это время дорого обошлось ему. Для неё всё было игрой. Он же всегда испытывал сильнейшую тягу к ней, иногда настолько сильную, что знал о её приходе ещё до того, как она бросала камень в его окошко. Теперь Хирка превратилась в ещё бо́льшую загадку. Неужели за три года они ни разу не говорили о слиянии?

Нет. А зачем? Ример вырос с Потоком. Для него это было проклятием, из-за которого он стал тем, кем стал. Теперь он понимал, что она избегала этой темы так же охотно, как и он. Ример почувствовал укол разочарования из-за того, что раньше не замечал ничего подозрительного.

Он всегда подмечал детали. Скрытое. Благословенное дитя, находившее крупицы правды в разговорах имлингов в коридорах. Непроизнесённые слова. Взгляды. Тихая реализация власти. Игра, управляющая миром. Книги в библиотеке, которые ему нельзя было читать. Загадочный скрипторий бабушки, письма, доставленные воронами. Текст можно было разобрать, если подержать над масляной лампой или свечой. Многое из открывшегося ему в то время он не мог понять, потому что был слишком молод. Ример бросил взгляд на Пик Волка. Многое, возможно, он до сих пор не может понять, потому что слишком молод.

Ример двинулся в обход деревни. Солнце стояло низко, и деревья отбрасывали тёмные тени на аллею, ведущую к дому. Он будет скучать по нему. Здесь он не терялся в комнатах, ведь они были предназначены для имлингов, а не для великанов. Он родился и вырос во дворце в Маннфалле, но он так и не стал ему домом. Там расстояние до всех стен было слишком велико. Дворец был величественным, и Ример ценил его красоту и историю, но дом в Эльверуа дарил ему возможность почувствовать себя на своём месте.

Такое же чувство возникало у него там, где не было дворцов, только деревья и равнины, окружённые горами, где не было никакой мебели, за исключением нескольких скамеек и подушек. И там – вместе со Свартэльдом и другими – он останется и проведёт остаток жизни.

Ример шагнул в прихожую, где царила полутьма. Масляная лампа на полу освещала Оду, которая стояла на табуретке и стирала пыль с картин. Половина из них была упакована в льняную ткань и стояла у стены, готовая к отправке домой. Ода поклонилась и улыбнулась ему.

– Сын-Ример. Из дома до восхода, домой после заката?

Он улыбнулся ей в ответ и не стал комментировать то, что она назвала его титул. Илюме не оставила у слуг никаких сомнений в том, как им надлежит его именовать. Если он станет протестовать, то осложнит им жизнь.

– Хлебом пахнет? – он почувствовал, что проголодался.

Ода стала спускаться, но Ример остановил её.

– Нет, нет. Я сам разберусь, – сказал он.

Он прошёл в кухню и съел ломоть тёплого хлеба, обдумывая разговор с Илюме. Ример хотел знать, почему Хирка не может сливаться с Потоком. Он никогда в жизни не слышал и не читал об имлинге, который даже не ощущал бы течение силы в земле. Течение жизни. Во все времена имлинги искусства нередко заявляли, что утратили связь с Потоком. Франг, художник из Орманада, рисовавший детей, больше двухсот лет назад бросился вниз со стены Эйсвальдра предположительно из-за того, что Поток оставил его. Ример не верил в это. Причиной могли быть душевные терзания художника, драма, возможно, слишком много вина. Да. Но потеря связи с Потоком? Нет.

Ример позволил Потоку ненадолго наполнить тело, как будто хотел проверить, по-прежнему ли может это делать. Каким же пустым должен казаться мир тому, кто не в состоянии испытать это чувство. Каким бессмысленным. Мир без жизненной силы. Без Всевидящего.

Он запил хлеб яблочным соком, поднялся наверх и прошёл в скрипторий. Комната была пустой. Мебель и ковры уже ехали домой, во дворец в Маннфалле. Письменный стол остался в одиночестве. Тёмный дубовый колосс. Илюме склонилась над письмом.

За её спиной солнечные лучи просачивались в комнату сквозь оконный витраж, на котором был изображён Всевидящий, парящий над вытянутыми руками. Коричневые пятна света падали на белое одеяние Илюме, отчего оно казалось грязным. Но Ример знал, что как только она поднимется, снова станет чистой. С Илюме так всегда. И с Советом так всегда. Они встречались, они вершили судьбы имлингов каждый день, а после каждого заседания мыли руки в больших серебряных чашах. Всегда чисты. Сумеет ли она остаться чистой и в этот раз?

Её миссию в Эльверуа резко прервали после шести лет переговоров, как их называл Совет. Шесть лет давления на Равнхов. Несмотря на годы, проведённые ими в Эльверуа, теперь Равнхов бьёт в щиты, перешёптывается о слепых и порицает Совет. Ситуация была непростой, причём настолько, что Илюме отозвали.

Ример понимал, что противники Илюме станут обвинять её в провале миссии. Равнхов не стал частью Маннфаллы, а именно это было целью Совета и самым важным заданием матери рода.

Ример вошёл в комнату. Илюме подняла на него глаза. Он немного подождал, потому что знал: ей нужно время, чтобы принять решение поговорить с ним. Бабушка опустила перо в костяной стакан и сложила руки на груди. Может быть, этот разговор будет легче, чем он думал? После вечера в Глиммеросене Илюме сменила откровенную ненависть на пугающее равнодушие. Она что-то планировала. Ример пытался понять, в каком она настроении, чтобы правильно начать беседу. Илюме нравилось рассказывать ему, кто он такой. Это самый верный способ получить ответ.