Александр Бушков - Высокое искусство бегства

И с интересом наблюдала за ним. Однако Сварог уже понял, что лучший способ сохранить лицо при общении с напарницей — это выглядеть совершенно бесстрастным.

— А тебе не приходило в голову, что Гаудин использовал удобный случай, чтобы от тебя отделаться?

— Гаудин — сплошная меланхолическая загадка, — сказала Мара. — Меланхоличность касается облика, а загадочность — ума и характера. Какие ходы он просчитывает наперед и сколько их, угадать невозможно. Сейчас мы выполняем задание. Я не сомневаюсь, что игра затеяна всерьез и ставки высоки, — но одновременно наше задание хитрыми ходами, непонятными и неизвестными нам с тобой, связано с достижением и других целей. Нет, я не утверждаю, будто так и есть. Но допустить стоит… Большинство его поручений — с двойным и тройным дном.

— Должность у человека такая… — сказал Сварог задумчиво.

И направился на террасу — подышать прохладным ночным воздухом на сон грядущий. Окрест стояла тишина, только через два дома отсюда на гребне крыши раздавалось звяканье виолона и явственно долетало меланхолическое пение:

У трубы виднелась темная фигура, сидевшая верхом на коньке, как на лошади.

— Твой-то опять надрывается, — лениво сказал Сварог бесшумно появившейся рядом Маре.

— Я вот в него сейчас чем-нибудь попаду… — безжалостно заявила сподвижница.

Сварог фыркнул. Обитавший неподалеку юный уличный певец, сосед лишенного наследства восемнадцатого герцога Номера, положил глаз на Мару (отчего-то очаровавшую его даже в своем новом облике, не столь уж и прекрасном) и регулярно угощал серенадами.

— Сейчас я его…

— Отставить, — сказал Сварог. — Традиция такая, терпеть нужно…

— И так тошно, а тут еще тоску наводит…

— Помолчи-ка, — сказал Сварог, насторожившись. — Видишь?

— Что?

— Вон, левее, прямо над мостом…

— Ничего там нет, — уверенно сказала Мара.

Сварог протер глаза, поморщился:

— Ну как же нет? Что-то вроде орла.

— Ничего я там не вижу.

Сварог не настаивал. Однако был уверен, что ему нисколечко не почудилось: над городом, очень низко, кружили уже три огромных черных птицы, почти не шевеливших крыльями, подобно парящим орлам, временами заслоняли далекие огни домов, уличные фонари. И летали они, не выбираясь за пределы оцепленной зоны…

— Нет там ничего, — пожала плечами Мара. — Пошли спать, а?

— Пошли, — сказал он решительно.

И подумал: нет, пора отсюда убираться, такие собаки и такие птицы ничего хорошего не сулят…

Харчевня именовалась без особых претензий — «Кошка и кастрюля». Кошек, помимо той, что на вывеске, обнаружилось целых три — зажравшихся до того, что они дремали под столами, брезгливо игнорируя брошенные им в приступе пьяной любви к животным мясные останки.

Мара легонько придавила одной хвост носком башмака, но та открыла один глаз, лениво вытянула хвост из-под подошвы и вновь задремала.

— Не мучай животное, — мельком заметил Сварог без особой укоризны.

— Настоящая кошка должна быть зверем. — Мара нацелилась на кошачий хвост уже каблуком. — А эта…

— Если она заорет, привлечешь к нам внимание.

Вот это моментально подействовало, и Мара унялась. Сварог глянул на распахнутую дверь — отец Калеб все не появлялся, а пора бы… Ввалилась компания, еще с порога заоравшая, что вина им нужно много, а вот закуска вовсе и не обязательна. Судя по гильдейским бляхам, явились речники топить в чарке горе — «Кошка и кастрюля» располагалась неподалеку от одного из портов, и попавшие в кольцо блокады речные суда обязаны были встать на мертвый якорь, а паромы — прервать сообщение меж берегами. По этой причине речной народ пил с утра до вечера, но в обличении властей не поднимался выше Речного департамента, августейшую особу не затрагивая, — в любом порту хватало шпиков.

Сварог думал о своем — пытался понять, почему их с Марой бросили. Какие бы там сложные интриги ни плелись среди правящей верхушки, они не объясняли бездействия и деликатности Гаудина, столь несвойственных начальнику тайной полиции, особенно в столь серьезном деле. Гаудин уже должен был знать о призраке, подменившем принцессу. Мог бы и направить связного, мог бы помочь. Противники Гаудина были владетельными особами, но их люди оставались шпионами-любителями, а у Гаудина имелась в руках Контора. Как показывает исторический опыт, Контора побивает в три хода дилетантов любого ранга…

Поневоле подворачивалась невеселая, но веская гипотеза — Гаудину сейчас не до земной тверди, что бы эпохальное там ни происходило. На тверди небесной случилось нечто столь серьезное и важное, что лихая компания Сварога обречена на автономное плавание. Вульгарно говоря, наверху шерсть летит клочьями. Так частенько случается, стоит юной императрице надолго увлечься сильванскими охотами — впрочем, придворные баталии с тем же успехом разыгрываются и в отсутствие старого и сурового, собаку съевшего на кознях и интригах монарха…

Что, если точнехонько так все и обстоит? При этой мысли стало невероятно неуютно. Но он браво плюнул под стол — благо нравы грязной харчевни дозволяли — и подумал, что уж если его за тридцать с лишним лет не смогли угробить в обители развитого социализма, здесь и подавно не слопают, подавятся…

— Ты что это под стол плюешь, барон? — спросила Мара.

— Придумал, как организовать ситуацию, когда всем станет не до облавы и не до нас.

— Как?

Сварог сначала выдержал полную многозначительности театральную паузу, с опаской оглянулся на ближайшего соседа — объевшегося и теперь сонно выбирающего из бороды крошки — и добился-таки своего: Мара тоже обвела зал тревожным взглядом, прикидывая, кто может прятать камень за пазухой против них. Теперь было можно:

— Поджигаем королевский дворец. Со всех восьми концов.

— Лихо, — Мара посмотрела на него с уважением. — Только мне придется изрядно повозиться, чтобы состряпать «слезы дракона». Есть такой горючий состав. Даже на воде полыхает так, что любо-дорого. Значит… Смолы немерено здесь же, в порту, пробежаться по аптекам пошлем Паколета, нашатыря на Бараглае полно у любого алхимика…

— Да погоди ты, — сказал Сварог. — Я же шутил.

— Да? А план не столь уж наивен. Послушай, если и в самом деле…

Сварога спасло появление отца Калеба, одетого арматором средней руки. Харчевня, хоть и захудалая, делилась на две половины: «пьяную» и «деловую». В первой вино трескали ради самого процесса, а во второй — потягивали, обсуждая дела. Сварог обосновался в «деловой», где разговоры шепотом были в порядке вещей, и те, кто беседовал, сдвинув над столом головы, выглядели не заговорщиками, а совершенно приличными людьми — например, контрабандистами, а то и «ночными рыбаками». [1] Выловленную в океане рыбу разрешается продавать только в строго определенных портах; «ночными рыбаками» именуются люди, выправляющие на партии рыбы фальшивые документы (занятие крайне прибыльное, однако законом сурово преследуется).