Алла Дымовская - Семь корон зверя

Часа этак через два охотник ощутил заметное облегчение. Вышла и пуля из живота. Известное дело, брюхо – такое место, что заживает, чихнуть не успеешь. Осталось только дождаться полного выздоровления и заодно обдумать план побега из запертого морозильника.

Чтобы не беспокоить попусту домашних, экстренную летучку хозяин созвал непосредственно в здании фонда. Сам явился в город, не поленился ради такого дела, пакостного и чреватого. По номерам охотничьего джипа и правам личность мнимого покойника была установлена представителями закона быстро и со старанием, не без надежды на вознаграждение. Так что уже к трем часам пополудни Миша, а с ним и вся боевая группа имели сведения чуть ли не обо всех подробностях наглого разбоя. Хотя достоверные предположения были налицо задолго до получения непосредственной информации из милицейских рук. Что дело дрянь, Мише стало ясно, еще когда от охотника произошел «пустой» звонок в условленное к передаче денег время. После связь с ним была прервана. А спустя без малого час в тревоге отзвонился и посланник высоких кураторов. Вскоре он прибыл на Плющиху собственной персоной, уполномоченный и нервный. Впрочем, заседанию посланник, или «адъютант», как сам он указывал называть себя, не желая раскрывать инкогнито, помешать ничем не мог, а вот помочь – очень даже. «Адъютант», моложавый мужчина приблизительно средних лет, был, что называется, высоколобым, совсем не быкообразный, а скорее даже интеллигентного типа, если бы не сильный народный акцент, с неправильными ударениями и неточной фонетикой. Спустя первые десять минут общения с ним и Мише, и хозяину стало с почти стопроцентной вероятностью ясно, что кураторы к «бяке» не причастны совсем. Чутье подсказывало то же. Тем более что преставившийся курьер получателя был не просто тренированным наемником, пусть и доверенным, а ни больше ни меньше как родным племянником одного из надзирающих за конторой лиц.

Что опекаемые также всего лишь невинно пострадавшая сторона, хозяин доказал самым надежным и наглядным способом. Просто-напросто привез с собой причитающуюся кураторам сумму. Всю до последней копейки. Взятую из неприкосновенных наличных запасов большого дома. Но случай был особый, спокойствие и репутация дороже. Тем самым как бы давал понять: ограбление – ограблением, а долг – долгом. Одно другого не касается. Лихих ребят, конечно, будут искать, а коли надзирающие захотят поспешествовать, то контора отказываться не станет. «Захотят, еще как захотят», – заверил присутствующих «адъютант» и намекнул, что племянник был не просто так племянник, но непутевый в ранние годы и оттого любимый, и счет за него будет предъявлен особо. Сам же «адъютант» расслабился лицом, как только увидел деньги, положенные к выплате, и чуть было даже не поклонился в благолепии, когда хозяин не просто передал ему упакованные пачки, а еще с невыразимым достоинством извинился за неудобство и попросил денежный вопрос на сем считать исчерпанным. Словно не его несколько часов назад опустили залетные на баснословные доллары. «Адъютанту» оставалось только снять шапку.

После убытия удовлетворенного исходом беседы посланца у группы оставался один весьма больной вопрос. А именно: как вызволить Стаса или то, что от него осталось, из скорбного покойницкого заведения? Милицейские служители и лично «адъютант» однозначно записали охотника в умершие души, и некоторые из группы были того же мнения. Однако Ян, больше руководствуясь своим прошлым печальным опытом, так скоро выводов делать не стал. Все же вампы живучи, куда там кошкам, а что в морге подтвердили, так это еще ни о чем не говорит. Но даже мертвое тело оставлять в руках эскулапов было никак нельзя. Черт их знает, что могут накопать при вскрытии. Посему, как стемнеет, решено было идти на приступ больничного царства Аида и добыть хладные останки безвременно погибшего собрата.

Однако идти никуда не пришлось. Штурм был отменен за ненадобностью. Не обошлось и без некоторой комичности.

Когда уже Макс с Сашком собирались в скорбную путь-дорогу из большого дома, около половины девятого вечера на периметре ограждения сработала сигнализация. А через несколько мгновений кто-то истово колотил в наружную дверь. Заплаканная Татка незамедлительно бросилась открывать, и вскоре из холла донеслись всхлипы и радостные охи вперемешку с ядреными, от души, матюками. Последними оживил траурную атмосферу охотник собственной персоной, он же и явился в гостиную вслед за предвосхитившими его появление звуками. Фигура его была нелепа и по зимнему времени забавна. Охотник прибыл к родным ларам и пенатам почти что обнаженным, словно греческий атлет, и совершенно босой. Из одежды на нем имел место один лишь тоскливо-зеленый врачебный халат, грязный и противно-вонючий, видимо, неоднократно использованный в прозекторской работе. К тому же надетый задом наперед, с распущенными завязками, которые не только не скрывали голый фасад, а, наоборот, подчеркивали во всей его мокрой от снега эротичности. Ноги, грязные по колено, звучно хлюпали талой водой по паркету. И конечно, мат продолжал струиться из уст страдальца непрекращающимся потоком. Лера и Машенька тактично отвернулись, а Рита, напротив, взирала на явление боевого собрата с любопытством ребенка, впервые отправившегося на экскурсию в зоопарк.

Охотник стряхнул с себя повисшую на нем еще в дверях Тату, плюхнулся с размаху на диван и, прервав очередную многоэтажную тираду, простонал:

– Чаю мне... или водки! Помираю!

Сердобольный Миша плеснул ему сразу целый стакан. Охотник заглотнул сорокаградусную единым махом, поперхнулся, подавился и половину с фырканьем выплюнул на ковер.

– Эх... мать! – исторг вслед за жидкостью из себя бывший покойный. Бросил в пустой стакан зажатую в кулаке сплющенную пулю, посмотрел посудину на свет. – Видали?! Во как!

Татка тем временем притащила сверху пушистый мохеровый плед, кутала страдальца. Видя, что охотник слегка захмелел, а скоро будет совсем хорош, хозяин повелел, не желая откладывать на потом:

– Рассказывай, как выбрался? И по возможности подробно. – Потом все же счел нужным поощрить: – Молодец, что выжил. Без тебя было бы плохо.

Стас на похвалу отчего-то расклеился и жалобно-плаксиво изрек:

– Часы сперли! Дареные! Сволочи!

Потом внезапно замолк, махнул рукой, дескать, хрен с ним, и протянул Мише стакан. Миша отжалел еще, но не более чем на два пальца. Стас поднес живительный напиток ко рту, но пить не стал, только понюхал, сморщился и сунул стакан обратно в руки «архангелу». И сразу начал свое сказание.

Когда рана его окончательно затянулась, в морге, кроме дежурных хануриков, никого уже не было. Да и те пили горькую где-то в подсобке. Как высадил изрядную оцинкованную дверь, даже и не услышали. Но дверь дверью, а как на улицу в первозданной наготе выйти – призадумался. Единственное, что удалось сыскать, на нем сейчас и надето. Телефон в близлежащих помещениях обнаружен не был, шуметь же и привлекать внимание охотник не имел в виду. Пришлось на просторы столицы выходить в чем есть, благо уже стемнело. Почему не отзвонился? Потому, дура баба, что в автомат х... вместо карточки не засунешь! И пешочком, пешочком, временами и резвой рысью домой. Два часа топал, силы все ж не те. Еще и тайком по задворкам, но ему опыта не занимать. Охрану поселковую беспокоить не хотел, оттого через забор. Тут и сказочке конец.