Алла Дымовская - Семь корон зверя

– Ну что же, все понятно, – подвел итог хозяин. – Только придется тебе трупом побыть еще какое-то время.

– Как это? – опешил Стас. – Я не хочу.

– И я не хочу. Но другого выхода нет. Пропавший покойник – это одно, а вот оживший и сбежавший покойник – совсем иное. Так что из дому носа пока не высовывать и никак себя не являть. Временно ты не существуешь.

Стас уныло кивнул всклоченной головой. Он уже и спал.

О явлении Стаса с того света мадам узнала только на следующее утро. История ее позабавила. Впрочем, сочувствия к записанному в покойники герою Ирена не испытывала. Охотник и без того в конторе служил на независимых началах, официально не числился нигде, словом, был лицом без определенных занятий. А временный загробный статус никак не мешал его индейским вылазкам по ночам. Роль курьера пока передали Сашку. Открытым оставался один лишь болезненный вопрос: кто так опрометчиво и неуважительно позволил себе шутить с общиной?

Прощать грабителям отнятое неправедным путем и с душегубством ни хозяин, ни его верный «архангел» не собирались. И вовсе не потому, что так уж заботились о престиже и имени своего заведения, а просто жалко было немалых денег.

В последние месяцы Миша, с общего согласия семьи, начал потихоньку переводить наличные запасы большого дома в виртуальную реальность счетов в надежных английских и американских банках. А совсем недавно отоварил собратьев и первой недвижимостью за рубежами своей исторической родины – купил на имя хозяина домишко на Атлантическом побережье в городке Майами, штат Флорида. И оттого наглое похищение денежных средств общины, заработанных, между прочим, нелегким трудом, и созданная им, то есть похищением, финансовая прореха пусть и ненамного, но отдаляли светлый день великого исхода. Конечно, слов нет, Россия – такая страна, где денежки зарабатывать легко и приятно, но жить с приобретенным капиталом, безусловно, лучше за ее пределами. Оно и безопаснее, особенно если ты вынужден скрывать не только источник вдруг возникшего благополучия, но и кое-что еще. Оттого Европа не подходила: слишком все друг у друга на виду. Третьи страны, развивающиеся и окончательно загнувшиеся, семья в виду не имела. То ли дело Вселенский Вавилон, лоскутно скроенный из законодательно независимых квадратиков! А в благословенном Богом и криминалом Майами и вовсе человеческая карусель. Кого там только нет! Опять же много граждан славянской национальности. И ничего себе живут, надо заметить.

Достать же покусившихся на семейное добро было делом несложным, да и кураторы в случае чего помогли бы. Так что не спасут ребят ни казахские степи, ни занзибарские джунгли. Но для осуществления возмездия как минимум надо было установить личности шутников. Тут уж пришлось задействовать все связи по полной программе.

Не осталась в стороне и мадам. Курятников, как персона, знающая почти все о разбойной Москве, как о владетельной, так и о гастрольно-залетной, мог быть весьма и весьма полезен. Поручение было несложным и отвечало и некоторым личным мотивам мадам. Хотя роман ее с Аполлинарием Игнатьевичем был в некотором роде неожиданным и для самой Ирены. Отношения ее с новоиспеченным полковником хоть и походили внешне на трепетное и нежное обожание мадам покойного Чистоплюева, по сути же были совсем иного рода.

В отличие от убиенного депутата, обжоры и бабника, Курятников вовсе не вызывал у Ирены физического отвращения, а скорее наоборот. Особенно пикантным и возбуждающим обстоятельством неожиданно явились для мадам его погоны. Приручать, а впоследствии и повелевать высоким офицерским чином из блюстителей правопорядка оказалось захватывающе и приятно. Да и сам Курятников, как мужчина, по мнению мадам, был хоть куда, но, конечно, не то что Ян. Впрочем, Балашинский для Ирены представлял отныне зеленый виноград из басни и вечный жупел перед глазами. Ирена же в последнее время все чаще расценивала поведение Яна по отношению к ней как прямое предательство. И чувство мести все настойчивее стучало в двери. С точки зрения мадам, у нее были основания впустить это чувство внутрь. Но объяснить и понять мотивы, коими руководствовалась в этом случае Ирена, можно было, только зная далекое и недалекое прошлое Ирочки Синицыной.

Из всей семьи только одна Ирина Аркадьевна Синицына родилась и всю свою жизнь, до недавнего времени, проживала в южном городе Сочи, который, собственно, можно было считать и городом рождения их необычной общины. И проживание ее в этом знаменательном для семьи месте с детства было неблагополучным.

Мать Ирочки, Людмила Ивановна Синицына, впрочем, так и оставшаяся до конца своей жизни для людей, ее окружавших, просто Люськой, служила официанткой-разносчицей в Доме актера. Девка разбитная, видная и в теле, к тому же имеющая на иждивении инвалида-мамашу, наполовину парализованную алкоголичку, Люська не брезговала и оказанием сексуальных подпольных услуг прибывшим на отдых одиноким постояльцам. Многие из них, в особенности личности известные и знаменитые, за Люськино веселое общество щедро платили. Впрочем, тем же ремеслом промышляла чуть ли не половина женского персонала пансионата, кроме древних старух сторожих и администрации. С последними же девушки по справедливости делились.

Маленькая Ирочка родилась, когда Люське было уже под тридцать. Бабка-инвалидка к тому времени два года как померла, и Люська с дочерью остались в ненарушаемом одиночестве. Кто был фактически Ирочкиным отцом, Люська наверняка определить так никогда и не смогла, одно не вызывало у нее сомнений – папаша точно принадлежал к отдыхающему контингенту пансионата. Люська, прикинув в уме обстоятельства, грешила на двоих: лысого администратора одного из столичных театров, прибывшего поправлять душевное равновесие, и блондинистого, голубоглазенького гримера с «Мосфильма», завладевшего престижной путевкой лишь оттого, что был ноябрь месяц и хронический несезон. С мальчишки материального прибытку имелось не много, но на безрыбье, как говорится, и рак – рыба. К тому же гример лет от роду насчитывал никак не больше двадцати пяти, да еще научил Люську неотразимо скрывать ранние морщины под умело наложенной, пусть и простенькой, косметикой.

От мамки-покойницы Люське достался в полное владение саманный домик в Мацесте, с прирезанным к нему небольшим огородом. Домик, пусть и неказистый на вид, имел две смежные между собой, хоть и небольшие, комнаты и пристроенную к нему деревянную, неостекленную веранду, выкрашенную зеленой заборной краской и жутко скрипучую. Зато неоспоримым достоинством усадьбы являлся проведенный в дом всамделишный водопровод, так что не нужно было бегать с ведрами на близлежащую уличную колонку. В смысле остальных удобств в домике наличествовали лишь свет и АГВ, туалет отдельно сосуществовал в виде щелястой деревянной будки напротив ветхого сарая. Люська все собиралась поставить в чулане газовую колонку для нагрева воды и завести настоящую городскую ванну, но, конечно, так никогда и не собралась, что в отсутствие в их доме постоянного мужчины было неудивительным. Оттого мыться по генеральной программе приходилось в душевой пансионата, по мелочи же грели воду на плитке в тазу.