Алла Дымовская - Семь корон зверя

Вывод из коротенького своего выхода «в люди» Иринкой был сделан неутешительный. Стань она хоть самой-самой выдающейся парикмахерской примой, как местная их звезда беленькая Светка, пусть записываются охочие до красоты клиентки к будущей Ирине Аркадьевне хоть за год вперед, все равно останется она обслугой и халдейкой, даже если состарится и умрет позади этого растреклятого цирюльничьего кресла. А пока она будет горбатиться за ним годами в надежде на приличный заработок и услужливо принятые чаевые, другие девчонки, удачливые и свободные, расхватают лучшие места и лучших же мужиков, и останется Иришка старой дурой, не нужной никому и уж тем более себе самой. Печальный опыт матери Иринку ни в чем не убеждал, напротив, ясно подсказывал, каких подводных камней надо избегать, если не хочешь, чтобы лодка твоя потерпела безнадежное кораблекрушение. Оттого Иринка и дала для начала зарок спиртного в рот не брать и не трепать себя по пустякам. Было ей об ту пору уже полных шестнадцать лет.

Реальность с планами юной покорительницы высот благополучия считаться, однако, не пожелала. В хороший ресторан одной так запросто было не сунуться, да и не в чем, на закрытый пляж тоже не попасть, приставать самой к состоятельным на вид мужчинам прямо на улице Иришке казалось пока зазорным. Опять же работать приходилось по шесть дней в неделю и все на ногах, что к вечерним хождениям не очень-то располагало. Однако размышления о выходе из сложившихся волей судьбы неудобств много времени у предприимчивой девчушки не заняли. Для начала Иринка посчитала правильным снизить запросы, поднабраться опыта и скопить необходимые для антуража деньги, а там уже, подготовленной и вооруженной, идти на штурм тугих кошельков.

Первым делом Иринка недрогнувшей рукой похоронила недавние свои достижения и старания. Уволилась с работы, сославшись на совсем захворавшую мать. Люська и в действительности последнее время была нездорова, врачи подозревали рак желудка, о чем потихоньку и сообщили дочери. Но Иришка всамделишных ухаживаний за матерью в намерениях не имела и с чистой совестью отправила ту на больничную койку. Люська давно уж превратилась в ненужную и хлопотную обузу, и Иринка про себя не без радости надеялась, что при таком диагнозе мать в скором времени откинет копыта.

Закона о тунеядстве еще не отменили, и Иринка, как-то раз навещая мать в больнице, сговорилась с тамошней санитаркой-пенсионеркой о подмене. Лишний оклад куда как устраивал бодрую старушку, а вопросов никто и не задавал – больничные санитарки на дороге просто так не валяются. По документам же все выходило удачно. Даже стаж рабочий помаленьку набирался на трудовой книжке. Оставалось разрешить самый главный вопрос – как и где обменять тело и молодость на денежные знаки? Будущую свою профессию Иринка даже в мыслях и откровениях перед собой не считала уместным называть проституцией. Проститутки, в ее совковых, пионерских представлениях, были опустившимися, развратными тварями, грязными и грубыми, без разбору отдающимися кому попало за любые, самые жалкие копейки. В чем-то схожие с несчастной, непутевой Люськой. Иринка же ставила перед собой высокие цели и средства для их достижения ограничивать не собиралась. Страхов и неуверенности она почти что и не испытывала, первичный сексуальный опыт тоже имелся... С тем самым соседским Петюней, выросшим в здоровенного обалдуя и маменькиного сыночка, потихоньку от родителей таскавшего для Иришки конфеты и трешки из дома.

Затащить долговязого и флегматичного Петюню в постель никакого труда не составило, да Петюня и не упирался, а скорее наоборот. Иришка же действовала отчасти из праздного интереса, отчасти и из корыстных побуждений, накрепко, словно бычка к ограде, привязав к себе слабохарактерного Петюню сексуальными удовольствиями. Нельзя сказать, что сама Иринка эти удовольствия искренне разделяла, но кое-какой опыт и материальную выгоду все же приобрела. И чувствовала себя вполне подготовленной для будущего покорения сильной половины человечества.

С первым клиентом Иринка определилась на удивление быстро. Не понадобились ни пляжи, ни рестораны. Идея пришла в жадно ищущую вариантов Иринкину головку внезапно и оказалась до смешного простой. Настолько, что Иринка даже удивилась сама себе, как ни разу не додумалась до этого раньше. То ли трудовой энтузиазм повлиял на ее мыслительные способности, то ли привычная к переполненным во всякое время общественным автобусам и пешему способу передвижения, Иришка упустила из поля зрения владельцев индивидуальных транспортных средств. И однажды под вечер, но до наступления ночной темноты, чтобы и себя показать, и с выбором не лопухнуться, Иринка, приодевшись и подпустив косметического блеску, вышла на шоссе, идущее из Адлера через весь Большой Сочи. Машины хоть и проносились, невзирая на узость дороги, с приличной скоростью, однако возле одиноко стоявшей девушки с выставленными напоказ голыми недурными ножками, все же притормаживали. Но Иришка разумно не спешила, выбирала. Чтобы клиент был в машине один и трезв, да и машина чтобы была не раздолбанный «Москвич» или, того хуже, горбатый «Запорожец». Наконец остановилась на лиловой, увешанной стекляшками, «семерке», с приличной музыкой из раскрытого из-за жары окна.

Так Иришка и познакомилась с Мирзой. Мирза, чистокровный аварец из Махачкалы, привозил в город партии самопальных пластиковых шлепанцев, в просторечии именуемых «мыльницами», обратно в родной Дагестан увозил пачки «Мальборо», подпольно изготовленные в Гудауте и по качеству куда лучше своего заокеанского тезки. Только и отличий, что в полиграфии и в отсутствии фирменной надписи в основании левой сигареты, да кто станет разбираться? «Мальборо» как «Мальборо». Рубль – пачка, отпускная цена из первых рук. А в родной Махачкале уже два пятьдесят, оптом и для родственников – полтинник скидки. Мирза, конечно, и табачный и обувной товар возил не каждый день. Когда и по две недели гостил в Сочи у замужней сестры. И так – с мая по октябрь. После закрытия курортного сезона наступал черед для торговли дубленками, подпольной же выделки и сшитых на загляденье махачкалинскими скорняками-умельцами. Так что Мирза круглый год был при деле и недостатка в средствах не испытывал. И для Иришки Мирза послужил неплохим началом.

Попала она и в кабаки, в которые прежде ход ей был закрыт. И приоделась у подпольных спекулянток в импортные шмотки от сухумских цеховиков. И даже прически у бывшей своей наставницы Нютки заказывала. Нютка делала укладку и вздыхала, завидовала тому, на что ни за что не решилась бы сама, и брала рубль на чай.