Алла Дымовская - Семь корон зверя

Постояв, однако, на портовой пристани, Янош кликнул матросов-гребцов, чтобы доставили обратно на «Изабеллу». Куда идти и как вести себя в совершенно чуждом ему восточном городе, Янош понятия не имел, а у сошедшего с ним вместе на берег Петруччо, доверенного лица Карло Анунцио, и без него хлопот был полон рот. Петруччо уже был при деле, только и мелькал то там, то сям по пристани. За ним поспешали, отчаянно жестикулируя, несколько колоритных и грязноватых турок – то ли местных чиновников, то ли торговых порученцев компании Анунцио.

Следовательно, Янош имел всего лишь один правильный путь – разбудить и привести в божеский вид мертвецки пьяного Карло, а после с его помощью и определиться в городе. Многого от потерявшего первозданное имя Константинополя, варварски превращенного в мусульманский Стамбул, Янош и не ожидал. По крайней мере порт его разочаровал. Такой же, как и в Венеции, только более многолюдный, шумный и вонючий. Те же крики и ругань, только на другом языке, те же бесконечные цепочки оборванных носильщиков. Разве что лохмотья живописнее и безобразнее, да воздух жарче, а так, пожалуй, разница невелика.

Привести в чувство недовольно мычащего Карло удалось лишь к вечеру. Поэтому первую свою стамбульскую ночь Яношу пришлось опять провести на злополучной «Изабелле», которую ощутимо кидало на прибрежной разошедшейся волне. Однако на следующее утро пришедший в себя и вернувший непоколебимую купеческую стать Карло сам уже торопил Яноша скорее отправиться в город.

Остановились на постой в особняке, арендуемом домом Анунцио у одного османского чиновника, отбывшего санджакбеем в Румелию по месту государственной службы. Вместительный и относительно комфортный, дом стоял неподалеку от Айя-Софии, откуда вела дорога прямо к знаменитым воротам Баб и Хумаюн. Однако, осмотрев под руководством Карло стамбульские достопримечательности и попялившись вдоволь, но издали на дворец Топкапы, Янош восточной экзотикой не впечатлился. Слишком много помпезности и суеты, хотя турки вроде никуда не поспешают и о времени имеют уж слишком размытое впечатление. Однако уж очень их много, пусть и велика столица, но не протолкнуться, а на знаменитом рынке, на Бедестане, который и сам по себе целый город, верхом не больно-то и проедешь.

В ночь Янош тишком, чтобы не обеспокоить гостеприимных хозяев, особенно чутко спящего Петруччо, отправился на охоту. В морском путешествии от качки, переживаний и неумеренного возлияния вин Янош совсем изголодался. На «Изабелле» приходилось под конец держаться из последних сил, но поживиться за счет экипажа было делом немыслимым. Без возни бы не обошлось, а всплыви его проделки наружу, пришлось бы в лучшем случае перебить всю команду, и кто бы тогда, спрашивается, управлял кораблем? А в худшем – на его шее оказались бы ненадежные и неопытные новые братья, лишняя морока на голову.

За пропитанием дело не стало. Как и положено добротному портовому городу, на причалах ночевало неисчислимое количество нищих и бродяг, продажных женщин и не имеющих своего угла мелочных торговцев. Выбрав добычу почище и поопрятнее, Янош неслышно утащил ее за груду каких-то мешков и, удовлетворив свою нужду, благополучно утопил в заливе. Можно было жить не хуже, чем в благословенной христианской Венеции.

На следующий день отправились с визитом к французскому послу, коему Янош вручил одно из посланий Грити. Что было в запечатанной сургучом шкатулке, ему было вовсе наплевать, тут с выбором гонца мудрый Луиджи не промахнулся. Но деньги венецианца Яношу еще предстояло отрабатывать, тем более что ушлый и богатенький сверх меры Луиджи обещал в случае верной службы еще и еще. Янош же, как настоящий рыцарь, не ведающий истинной цены деньгам, собирался ни в чем свою персону не ограничивать.

И началась приятная жизнь. Карло, изрядное время проводивший в плавании из Адриатики к Босфору и обратно, любезно предоставил дом в распоряжение благородного и веселого порученца всемогущих Грити и денег за постой не брал, видимо, подразумевая некую другую благодарность или возможную будущую услугу. Обязанности Яноша были нехитрыми, суммы же, получаемые за них, – солидными и весомыми. Приходилось только принимать посланцев с попутных, заходящих в Босфор судов и передавать полученное от них по назначению. Для этого Янош, имея при себе заранее врученные Грити рекомендации и отчасти с помощью услужливого Карло, завязал в Стамбуле обширные знакомства. Одно из них, случившееся в доме стамбульского управляющего казенным имуществом, по-местному – шехир эмина, оказалось для Яноша впоследствии очень кстати.

Эмин Хасан-бей праздновал свадьбу старшей своей дочери и на застолье не поскупился. Праздник почтил своим драгоценным присутствием и новый султанский приближенный Мехмед Соколлу, которому слухи прочили в ближайшем будущем место великого визиря в диване и за которого, что было достоверно, держала руку могущественная и любимейшая жена падишаха Хуррем-султания. Был Мехмед ренегатом и по происхождению серб из рода славных Соколовичей. Но давно забыл и родину, и бывшую веру, но не обрел и тошнотворного фанатизма новообращенного. Словно очень занятой человек, устремленный к одному лишь ему ведомой цели, и не разменивающийся на чувства и повседневные пороки, Мехмед Соколлу производил впечатление настоящего государственного мужа, зоркого и мудрого, внутренним оком распознающего подлинную суть людей и вещей.

Соколлу и рыцарь Янош, будто два орла, парящие в одиночестве, тут же засекли друг друга, хотя и сидели поодаль. Янош – на отшибе, рядом с лояльными и допущенными христианскими гостями, Мехмед – на почетном месте, рядом с Хасан-беем. Однако чутьем уловил каждый необычность и мощь другого и некоторое взаимное, необъяснимое родство.

Вскоре Янош получил приглашение посетить для приватной и частной беседы высокого чиновника. Соколлу и в самом деле принял его, расспрашивал больше для порядка о венецианских впечатлениях, о нравах двора в Буде, о том о сем, а в сущности – ни о чем. Так завязалась между ними дружба не дружба, но приятное и необязательное пока знакомство. До той поры, когда бравый молдавский господарь Петр Рареш не повесил на подходящем суку Луиджи Грити, как последнего вора и грабителя с большой дороги. Так Янош утратил руку кормящую и дающую. А Соколлу был уже и визирем.

Яношу же в ту нелегкую, но кратковременную пору пришлось всерьез задуматься о хлебе насущном. Запасов на черный день он, вечный перекатиполе, не сделал никаких, да и не видел в них нужды. Драгоценности, украшавшие его особу, весьма быстро перекочевали к менялам. Карло, с каждым днем становившийся все более тревожным и беспокойным, вскорости собирался навовсе оставить Стамбул. Отношения Республики и Порога Счастья стали уже протухать и неприятно попахивали. Следовало решать, плыть ли Яношу вместе с Карло за море, и решать быстро. Однако государь Венгерский, тезка Янош Запольяи, был уже в могиле, и в Буде о рыцаре Ковачоци наверняка никто не вспоминал. Попасть на венецианской земле в зависимость от поручительства дома Анунцио и вовсе не хотелось. Наняться же в армию кого-то из европейских воинственных монархов попросту означало начать жизнь с нуля. Заниматься же доходным разбойничьим промыслом Янош мог с успехом и по эту сторону Средиземного моря, вовсе не обязательно было в поисках легкой наживы плыть за тридевять земель.