Дункан Мак-Грегор - Владычица небес

Однако затем история захватила Конана: Дал Богини Судеб, пропавший из коллекции Сервуса Нарота, был ему известен. Некогда он слыхал о нем от одного аргосского купца и знал, что цена этого камня весьма велика. Быстро прикинув в уме, сколько рыцарь может отвалить ему за возвращение камня, Конан прервал повествователя на полуслове (а тот уже завершил описывать основные происшествия и теперь погрузился в страдания по поводу гибели Лумо).

— Слушай, блоха, а что твой рыцарь — много ли богат?

— О-о-о! — с радостью отвлекшись от печальных мыслей, ответил Гвидо. — Вот что я скажу тебе, варвар: даже мой приемный отец не имеет столько добра, сколько этот почтенный господин.

Конан, который на деле прекрасно знал ответ, был удовлетворен. Значит, сведения, какими снабдил его в небольшом кабачке на окраине Лидии местный пропойца, оказались верны.

— Но Лал Богини Судеб, — продолжал Гвидо, — не измеримо дороже всех чудесных самоцветов Сервуса, всего его золота и дома в придачу. Да что я говорю! Этому камню и вовсе нет цены! Митрой клянусь, солнцем нашим клянусь, нет ему цены!

Собственная горячность, похоже, удивила маленького дознавателя.

— Впрочем, Нергал с ними, с самоцветами… — Он махнул рукой и виновато улыбнулся. — Красота, конечно, неописуемая, но… Правду люди говорят — одни беды от них. Поведай лучше, добрый друг мой, что привело тебя в Лидию? И как ты оказался у ворот благородного рыцаря?

— Хотел пошарить в его сундуках, — ухмыльнувшись, беззастенчиво признался Конан.

Гвидо, убежденный в том, что приятель его просто мило шутит, весело расхохотался. Зеленые глаза его вновь ожили и заблестели, а тонкие ручки с восторгом захлопали по острым коленкам.

— Ах, как прекрасна наша встреча, — отсмеявшись, сказал он, с любовью глядя на суровое лицо друга. — Я не злобив, но, признаться, изрядно устал от хитрости и лжи. Ты же прям и честен, варвар. Мне с тобой легко.

Конан и бровью не повел на такое изъявление дружбы. Точнее, он вовсе его не слышал, занятый мысленным расчетом с рыцарем (в том, что тот непременно примет его помощь, он был уверен). По рассказу Гвидо он уже понял, что благородный Сервус не горел желанием самостоятельно искать свое сокровище, из чего следовало, что он готов заплатить хорошие деньги тому, кто сделает это вместо него.

Легко поднявшись, Конан ухватил приятеля за шиворот и поставил его на ноги.

— Ну, блоха, идем.

— Куда? — удивился маленький дознаватель, отряхивая штаны. — Куда ты влечешь меня, о сын великой Киммерии?

Высокопарность слов Гвидо немало позабавила, но и рассердила Конана. Он опустил мощный подбородок, исподлобья посмотрел на приятеля.

— К рыцарю, парень. Куда ж еще? Клянусь бородой Крома, он не поднимет задницы, чтоб отыскать этот Лал. Ну, так я подниму свою… Как думаешь, заплатит он сотню золотых, если я верну ему камень?

Гвидо ахнул, сложил на груди ручки и с умилением поглядел на варвара.

— Две сотни, друг мой! Три! — Тут восторг его несколько поубавился. Он нахмурил светлые брови и с сомнением продолжил: — А где ты возьмешь Дал Богини Судеб?

— Сам пока не знаю, — пожал могучими плечами Конан. — Может, в Вендии, а может, где еще…

— Почему в Вендии?

— Не задавай лишних вопросов, блоха. Идем к рыцарю.

Более Гвидо спрашивать не решился. Поворачивая вслед за приятелем к дому Сервуса Нарота, он думал о том, что сама Богиня Судеб определила путь варвара и направила его в Лидию, ибо, по твердому убеждению маленького дознавателя, если кто и способен отыскать сокровище, так только он — этот парень из далекой северной Киммерии…

Ламберт, который в жизни своей не видал человека больше и мощнее своего хозяина, сразу проникся к Конану искренним уважением.

Ростом он чуть не на полголовы превосходил благородного рыцаря, при этом нрав его явно не был столь непостоянен и суетлив: холодный прямой взгляд насмешливых синих глаз, резкие черты сурового лица и уверенная поступь свидетельствовали о натуре сильной, о мысли ясной, о знании жизни, людей и себя самого.

Он бухнулся в любимое кресло Сервуса Нарота без приглашения и истинно по-королевски — несмотря на ветхое бедное одеяние — принял из рук старого слуги огромный кубок белого вина. Красноречив был также взор Гвидо, направленный на приятеля, — и он тоже сказал Ламберту о многом.

Все, что имелось на кухне, немедленно и с приличествующей случаю торжественностью перекочевало в трапезный зал и устроилось на столе перед носом варвара. Лучшее вино и лучшее пиво из подвала двое слуг перенесли сюда же. Наконец Конан получил даже подставку для ног и кувшинчик с травой, чей дым так любил вдыхать сам хозяин. В общем, ни один из гостей рыцаря до сих пор не удостаивался такого расположения Ламберта.

Надо сказать, что приятель маленького дознавателя ничуть не удивился подобному приему. Он вольготно раскинулся в кресле, отшвырнул подставку для ног и, схватив кубок, заново наполненный чудесным белым вином, быстро осушил его (кувшинчик с травой после краткого обнюхивания и рассматривания отправился вслед за подставкой для ног, что чрезвычайно обрадовало Ламберта). Потом вниманием гостя завладел розовеющий на блюде холодный окорок размером с доброго поросенка, и он, недолго думая, вцепился в него крепкими белыми зубами, урча от удовольствия.

Сервус Нарот явился в зал спустя довольно длительное время — окорока уже не было и в помине, а умиротворенный варвар лениво грыз прокопченную особым способом петушиную ногу, запивая ее пенистым ароматным пивом. При виде хозяина он и не подумал встать, справедливо полагая, что благородный рыцарь как-нибудь сие переживет, а приветствовал его лишь поднятием руки и протяжным рыганием.

Следом за Сервусом семенил Гвидо. Он озарял все вокруг милейшей улыбкой и, казалось, хотел обнять всех, даже сварливого Ламберта — такое прекрасное настроение овладело им нынче.

— Да, да, я и есть Сервус Нарот! — самодовольно объявил рыцарь, считая, что Гвидо наверняка доложил своему старому другу о богатстве его и многочисленных достоинствах и теперь нежданный гость сгорает от желания с ним познакомиться. Полное равнодушие на грубом лице варвара не смутило его нисколько. — Тот самый Сервус Нарот! — В ответ на мутный и сонный взор Конана повторил он. — А ты, верно, из Киммерии? Бывал там в пору бурной юности моей, бывал… Курганы, тучи, серое небо…

Рыцарь уселся на табурет и, забрав на колени целый кувшин с пивом, приступил к трапезе, которая состояла в том, что он поочередно кусал то фазанье крылышко, то рыбную лепешку, то ломоть свежего хлеба, в перерывах между сим занятием прикладываясь к кувшину. Он явно не был голоден, но ел, так что для киммерийца не осталось загадкой происхождение жировых складок на его животе и ногах.