Дункан Мак-Грегор - Владычица небес

Тяжело поднявшись, киммериец рывком поставил на ноги свою красотку.

— Идем, — мутным взором оглядывая ее лицо, произнес он.

Милтаха облегченно вздохнула (бывало, вино и пиво сваливали ее нового приятеля с ног раньше, чем она успевала затащить его наверх, в постель), крепко сжала его ладонь своими широкими, по-мужски сильными пальцами, и, плотно прижимаясь к нему округлым тугим бедром, пошла за ним, про себя удивляясь тому, что он так хорошо знает дорогу. Прежде она не видала его здесь, а не заметить не могла… Впрочем, думы сии не особенно занимали сейчас Милтаху. Еле сдерживаясь, чтобы не прибавить шаг и не ринуться по лестнице бегом, она с восторгом обозревала бронзовую мощную шею варвара, широкие плечи, на которых лежали пряди черных прямых волос, твердый подбородок, иссеченный белыми шрамами, длинные пушистые ресницы… Целую ночь с мужчиной, а не с пьяным развратным сусликом! — она завидовала самой себе. Целую ночь!

Милтаха не выдержала и, взревев, рванула наверх, увлекая за собой Конана.

Мрачный, как предгрозовая туча, варвар спустился в зал. Ночь он почти не спал, взятый в плен новой девицей Джалваза, а потому пропустил рассвет, и утро, и даже полдень. Солнце уже вышло из зенита, когда он наконец открыл глаза и обнаружил себя в залитой светом комнатушке, рядом с храпящей горой по имени Милтаха. Он вскочил, кляня себя, это злачное место и почему-то рыцаря Сервуса Нарота, быстро облачился в свое запыленное одеяние и ринулся вниз.

Хозяин, присматривающий сейчас за работой слуг, увидев его еще на лестнице, радостно осклабился. Днем в его кабаке обычно бывало пусто и тихо, а потому он мог позволить себе уделить больше внимания давнему, хорошо знакомому посетителю.

— Пива, господин? Вина? Баранины? — Огромные ручищи Джалваза были по обычаю сложены на груди — в знак особого расположения к гостю.

— Пива, — хмуро бросил Конан, проходя к столу.

Сколько дорог отмахал Леонард ас за то время, пока преследователь его спал глубоким сном? Не добрался ли он уже до самой Вендии? А может, он решил изменить направление пути и сейчас правит в Стигию, или Замору, или Офир? Наверное, зря он не захватил с собой астролога… Но эта мысль, только мелькнув, сразу пропала. Уж лучше такой попутчик, как тот бродяга, чем брюзгливый старикашка…

Но как же Конан мог проспать? В темной злобе, обуявшей его всего, он осушил кувшин доброго темного пива закусывая ломтем свежего хлеба с бурой хрустящей корочкой; оторвал кусок от бараньей ноги и проглотил его, остальное сунул в дорожный мешок — его собственная снедь уже была на исходе.

Наконец он решил, что нагонит упущенное время — будет ехать всю ночь напролет, без остановки, — и тихая злость на себя самого, на леность и беспамятливость понемногу начала растворяться. Душою киммериец уже был в пути…

— Пива! — зычно заявил он хозяину, который издали смотрел на него с умилением, но приблизиться и заговорить не решался.

Тот осветился радостной улыбкой, сам бросился исполнять приказание дорогого гостя, сердито цыкнув на слугу, что вздумал его опередить.

В ожидании пива Конан осмотрел зал. За годы его отсутствия здесь мало что изменилось. Поставили новые — длинные и кривоногие — столы, а удобные табуреты сменили на скамьи; вместо одного светильника, чей свет прежде никогда не достигал дальних углов, повесили шесть; стали чище мыть полы — вот, пожалуй, и все.

Скрипнула дверь, тронутая чьей-то неуверенной рукой. Взгляд варвара переместился на щель, в кою хлынул поток дневного солнечного света, и… Яростный рык вырвался из его глотки, заставив хозяина и слуг всполошено дернуться и открыть рты. На пороге, освещенный, словно некое божество, яркими лучами, стоял бродяга Трилле и смущенно щурил на киммерийца наглые голубые глаза.

— Пшел! — дурными голосами заорали Джалваз и его слуги, видя, кто именно вызвал такой гнев у дорогого гостя. — Пшел прочь!

Но Конан, совсем недавно прогонявший парня такими же словами, вдруг ощутил в душе явное раздражение, и направлено оно было вовсе не на Трилле.

— Прах и пепел… — прорычал он, поворачивая голову к хозяину. — Занимайся своим делом, приятель! А ты… — взор его снова обратился к бродяге, — подойди.

Пораженные таким неожиданным заступничеством, хозяин и слуги отвернулись, по мудрому совету киммерийца занялись своими делами. А бродяга прошел через зал и смело уселся за его стол.

— Пей, — разрешил Конан, подвигая парню початый уже кувшин с пивом.

Лохматый не заставил себя долго упрашивать, а вцепился костлявыми пальцами в пузатые бока кувшина и начал шумно хлебать живительный напиток, повизгивая от удовольствия.

Конан же, нахмурив брови и уставя глаза в стол, усиленно размышлял. С одной стороны, сейчас он хотел избавиться от этого парня больше, нежели прежде, ибо подобная навязчивость становится подозрительной. Проще всего, конечно, было прикончить его — сие средство самое верное. Но убивать бродяг варвар всегда считал делом недостойным истинного воина, сродни расправе с малым или старым. А с другой стороны… Он не мог понять, каким образом парень сумел найти его в городе. Судя по всему, он обладал недюжинными способностями. В сыске ли, в чутье ли, все равно. Стало ясно, что если уж он прицепился к Конану так намертво, то есть тому какая-то причина…

— Ну, брат, утешил, — отрываясь от кувшина, молвил Трилле. — Еще б хлебца краюшку…

Конан молча вывалил из дорожного мешка всю снедь и отправился на кухню к Джалвазу пополнить запасы, раздражение и злость, теснившие грудь с того самого момента, как парень появился в дверях кабака, чуть утихли, но он чувствовал, что вот-вот разгорится яростный огонь, и тогда — тогда он забудет все правила воина и отправит наглого бродяжку гулять по Серым Равнинам, просторы коих необозримы, и даже сонмы теней умерших не истопчут там все тропы…

Хозяин, пораженный до глубины души добротою сурового варвара, набил его мешок мясом и хлебом под завязку и с поклонами принял в уплату два золотых.

К тому моменту, когда Конан вернулся к столу, Трилле уплел остатки бараньей ноги, полкаравая и теперь, хрюкая, допивал пиво из кувшина.

— Клянусь Кромом, парень, — пробурчал киммериец, усаживаясь на свое место, — жрать ты горазд…

— О-о! Я много чего умею!.. — перебил его лохматый, довольный хотя б и такой похвалой.

— И языком молоть тоже горазд, — нахмурясь, продолжил Конан. — А на что еще годен?

— Я скажу тебе…

Разомлевший от еды и потерявший бдительность Трилле сунулся к уху варвара и быстрым шепотом затарахтел:

— Носом, как волчище, чую — так и тебя в этой дыре отыскал! До Эрука добрался, по улицам проехал, кабаки обнюхал, и вот — я здесь! А еще… — Он понизил голос и совсем прилепился к Конанову уху: — Еще я… Повелитель Змей!