Дункан Мак Грегор - Город Плененных Душ

В последнюю ночь Конан не мог уснуть. Обычно он спокойно спал в любых обстоятельствах — и перед боем, и перед схваткой с демоном, но сейчас было иное. Он так долго ждал этого дня! В действительности прошло совсем немного времени с тех пор, как варвар попал в Вейшан, но ему казалось, что добрая половина жизни прожита здесь, и прожита зря. Он ворочался с боку на бок на своей огромной кровати и вспоминал.

Вот он лежит нагой на просторном ложе в доме Савраски — придворного мага светлейшего дуона Дамаста. Саракка смотрит на него с опаской, хотя и пытается это скрыть. Постепенно Конан приходит в себя. Он совершил грех, он убил молящего о пощаде. Митра наказал его — отнял разум и свою божественную Силу. Но он не оставил варвара. Он дал ему возможность искупить грех. И Саракка, вразумленный и направленный Подателем Жизни, вернул Конану разум чудодейственным порошком арсайи. Время от времени нюхая порошок, киммериец смог вернуться к Учителю, а от него, уже вместе с Риной, отправился в далекое путешествие по подземному царству, к храму Митры. Если б не порошок, что стало бы сейчас с Конаном? Страшно подумать. Бессмысленное существование! Почти как здесь. Наверное, поэтому варвар и вспомнил опять свои последние приключения…

Медленно светлела ночь. Скоро в дверь постучатся. Иену с глазами испуганного оленя. Аксель с мешком горящих камней за плечами. Италии, сжимающий в одной руке клинок, в другой — молот. Верные люди, ставшие на время неотъемлемой частью Конана… Варвар улыбнулся, закрыл глаза — и через мгновенье он уже спал, чуть приоткрыв рот и похрапывая. Ему снилась юная девушка с зелеными бархатистыми глазами…

В то время, когда Конан с новыми друзьями готовился к походу, Гром принимал решение. Он, слуга Митры, по желанию Хранителя Равновесия готовящийся принять новый сан — сан Учителя, стоял теперь на распутье. Что делать? Следовать ли своему предназначению и потерять дочь? Нарушить ли клятву… Нет. Дальше мысль Грома прерывалась, он просто не мог ее продолжить. Но Митра не ответил на мольбы своего слуги, не дал совета, не обозначил даже намеком направление его действий. Поэтому Гром, полагаясь уже лишь на себя и немного на чудо, сам определял свой путь.

Первое, что он сделал, почти не надеясь на успех, — отправил к Майорку мальчика-слугу, кхитайца Вена. По желтоватому невозмутимому лицу мальчика никогда нельзя было понять, о чем он думает. Один Гром научился различать выражение его узких глаз, один Гром знал, сколько хитрости, смелости, благородства и преданности в этом маленьком кхитайце, которого он подобрал когда-то, полуголодного и оборванного, у городских ворот Шепина.

Но что может сделать мальчик против могущественного мага? Конечно, насколько Гром понимал, что такое Майорк, тот не прогонит Вена. Наоборот, он попробует выяснить, зачем и откуда появился маленький китаец. Он вряд ли будет осторожен — слишком самонадеян. И тогда, может быть — Гром не хотел даже думать об этом, в глубине души опасаясь, что Майорк сможет узнать его мысли, — но может быть, маг выдаст хотя бы часть сокровенного. Должно же быть что-то, чего он боится!

Надежда была ничтожно мала, но положение Грома оказалось теперь таково, что и эта призрачная надежда согревала его сердце, истомленное думами о дочери и по- исками спасения ее и себя.

Он не раз уже в эти черные дни размышлял о прошлом. В юности, обучаясь великому Искусству убивать и готовясь стать слугой Митры, он давал сам себе клятву не заводить семью. Пятнадцать лет бродил он по свету, исполняя свой долг без ярости и гнева. Пятнадцать лет спутниками его были лишь два длинных острых меча за спиной. Но однажды в Коринфии он встретил юную бритунку Джайнит — она взглянула на него зелеными бархатистыми глазами, и Гром не устоял. С ней он и вернулся на свою родину, в Аквилонию. Родилась дочь — прелестное существо с глазами матери. И Гром понял: эти две женщины — его семья. Где бы он ни был, они всегда будут его ждать. Порой ему приходилось исчезать на несколько лун — он оставался слугой Митры и был верен своему предназначению — и каждый раз, когда он возвращался, Джайнит без слез и упреков встречала его с малышкой на руках, счастливая и прекрасная. Всегда прекрасная…

Он потерял ее вскоре. Дочери едва исполнилось пять лет, и он взял их с собой в Шадизар. Работа предстояла трудная, да и путь из Тарантии в Шадизар неблизок, вот и решил Гром не расставаться на такое долгое время с семьей. Он оставил их с караваном у стен города. Несколько дней продолжался его поединок с придворным магом Андаром, пауком, опутавшим своими сетями весь город. Андар был хитер, не раз Грому казалось, что он близок к поражению. И все же ему удалось справиться с магом. Но, вернувшись за женой и дочерью, он нашел на месте привала только гору трупов, и среди них — Джайнит. Впервые горе так близко коснулось его. Впервые он понял, как дорога ему была эта хрупкая, но сильная женщина… И сейчас, вспоминая о ней, Гром почувствовал, как к горлу подкатил комок и сердце сжалось… В происшедшем он до сих пор винил одного себя…

Он не нашел тогда своей маленькой дочери. Никто ничего не слышал и никто ничего не знал. Одиннадцать лет он искал ее. Он ездил по городам, бродил по пустыням и горам, плавал на корабле по морю Вилайет и на лодках по рекам — и наконец нашел. И вот, когда им было так хорошо вместе, когда его девочка только-только оттаяла от пережитого, когда он уже начал обучать ее своему искусству, она вновь пропала. Как же Майорк сумел обмануть ее? Впрочем, дочь его была такая искренняя, такая порывистая (как и сам он в юности, как и ее мать), что обмануть ее не стоило никакого труда. Тем более хитрецу-Майорку…

Если бы Вен смог что-либо узнать! Гром не упустил бы любой возможности справиться с магом. Нечего даже надеяться на то, что Майорк каким-то образом выдаст мальчику местопребывание Иены, но хотя бы что-то… Хотя бы что-то! Гром встал, подошел к маленькому окну и посмотрел в ночь. Черны ночи в Аките. Звезды тускло мерцают, не освещая неба, маленькие и бледные. Они то вспыхивают вдруг ярко, то угасают, а то стремительно падают вниз. Обычная небесная жизнь. Но в здешнем небе жизни нет. Все мертво. «Все мертво», — подумал Гром и принял решение.

Еще одна черная акитская ночь подходила к концу. Скоро рассвет, и Майорк ждал его с содроганием. На рассвете он ляжет в свою гробницу, а уже к полудню проснется. Сон его будет беспокойным, страшным: яркие молнии со всех сторон, гром, в котором слышатся чьи-то голоса и смех… Молнии, несущие смерть, обжигают лицо, голоса становятся все ближе, ближе… В страхе маг прикрывает себя руками — огромными вороньими крыльями — и вдруг перья вспыхивают жарким пламенем! Миг — и вот уже Майорк весь охвачен огнем. Тело его плавится, растекается по каменному днищу гробницы…